Книга Экзорцисты - Джон Сирлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот что я тебе скажу, Сильви, – начала мама. – Каждый из нас рожден с внутренним светом. Но у некоторых, как у тебя, он горит сильнее, чем у других. Когда станешь старше, ты поймешь причину. Но самое главное – не допустить, чтобы свет погас. Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать?
– Да. – Я открыла рот, чтобы ответить, но в мои легкие полилась грязная вода, наполняя их.
– Умница, – сказала она. – Это будет нелегко, но ты должна верить. И сражаться. Хорошо?
Я знала, что не следует открывать рот, чтобы ответить. Кроме того, это уже не имело значения, потому что призрак, образ, мои воспоминания о маме – все исчезло в мутной зеленой воде. Одновременно Фрэнки с усилием подняла мою голову за волосы. И когда я вернулась в мир воздуха и палой листвы, а надо мной раскинулось мрачное серое небо, я принялась свободной рукой шарить по цементу, пока не нашла то, что нужно. И прежде, чем она окунула меня в воду в последний раз, я повернулась так, что оказалась на спине, под ней, подняла руку с зажатым камнем и опустила его на голову Фрэнки.
Один раз. Второй. Потом в третий и четвертый раз, пока не увидела кровь. Тело Фрэнки обмякло, и она упала рядом со мной. Она продолжала дышать, но не шевелилась.
Я отошла от нее и начала подниматься по крошащимся под ногами ступенькам. Оказавшись наверху, я посмотрела на наш дом. Табличка с надписью «Посторонним вход воспрещен!», висящая на березе, не смогла защитить нас от опасности. Моя сестра все еще была в подвале, и, хотя я собиралась ей помочь, я свернула и зашагала по тропинке. Мокрая и грязная, без футболки, я, спотыкаясь, брела к полю, возле которого провела так много времени, потом перелезла через ограду из колючей проволоки, постаравшись не повредить руки и ноги, прошла по примятой траве, где разгуливали индюшки, – только теперь их почти не осталось, и продолжала идти, пока не добралась до дверей амбара.
– Дерек! – позвала я и принялась стучать в дверь. – Дерек!
Когда ответа не последовало, я открыла дверь. У дальней стены стоял какой-то мужчина в наушниках и рубил мясо на деревянном чурбане. У мужчины были седые волосы и доброе лицо. Увидев меня, он сорвал наушники и подошел ко мне.
– Что с вами случилось, юная леди? – спросил он.
– Мне нужен Дерек, – сказала я.
Мужчина снял белый халат и набросил мне на плечи. Потом провел меня через лабиринт полок, корзин и небольших клеток в заднюю комнату, где воздух был очень холодным, и попросил подождать несколько секунд. И в самом деле, мне показалось, что прошло совсем немного времени, когда появился Дерек, также весь в крови.
Он посмотрел на меня, молча зашел в раздевалку и вернулся со своей потертой курткой. В тот день, когда я выскочила из машины сестры, он предложил куртку мне, но теперь сам надел ее на меня и застегнул молнию. И как только он это сделал, я заплакала, теплые слезы потекли по моим щекам, и Дерек меня обнял.
– Что случилось? – спрашивал он снова и снова, но я никак не могла ответить. Не могла сразу. Не могла и через некоторое время. А он все повторял свой вопрос: – Что случилось? Что случилось?
Но у меня так и не нашлось слов. Я сумела лишь взять его за руку, у которой не хватало пальцев, и повела обратно через поле и ограду по тропинке, ведущей к нашему дому.
Я взяла из дома совсем немного, когда оттуда уезжала. Конечно, свой дневник и белую лошадку, которую мне отдала Роуз, единственную, у которой не были сломаны ноги. Сумку, набитую одеждой. Мамино серебряное ожерелье, которое я не снимала даже через семь месяцев, вместе с ее тонкими золотыми часами. Все остальное, за редким исключением, я оставила. Вещи собрали в коробки и отправили на хранение или продали. Появился старый соперник моего отца, Драгомир Альбеску, и предложил хорошие деньги за артефакты из нашего подвала. Мой дядя не позволил ему выбирать, как на распродаже, а сделал одно предложение: купить все или ничего. В конце концов все реликвии необычной карьеры моих родителей – в том числе топорик с фамильной фермы Локков, Пенни в клетке Мистера Глупышки, даже старое зубоврачебное кресло отца и мамино кресло-качалку – погрузили в фургон и отправили в Марфу, штат Техас, где мистер Альбеску содержал музей паранормальных явлений.
Перед тем как уехать, он сказал моему дяде, что в музее моим родителям и их вкладу в его науку будет отведено отдельное место. Когда Хоуи упомянул о книге Хикина и спросил, не отвадят ли написанные там вещи посетителей, мистер Альбеску взмахнул своей усыпанной перстнями рукой и насмешливо сказал:
– Вовсе нет. Более того, такие вещи в нашей работе подобны волану при игре в бадминтон. Его необходимо отбивать друг другу, чтобы люди обращали внимание.
Напоследок он сказал, что мы можем бесплатно посещать его музей в любое время.
Но я не могла представить, что настанет день, когда у меня возникнет такое желание.
Теперь моя жизнь изменилась. И судя по тому, как развиваются события, в дальнейшем изменится еще сильнее, хотя я не думаю, что сумею забыть ту, что мы вели в доме на Баттер-лейн, как однажды предсказала Роуз. Сейчас я живу в округе Хауард, который находится в нескольких городках от нашего прежнего дома. Меня приютили Кевин и Беверли. Они воспи-тывают приемных детей – ведь на данный момент я сирота.
Когда меня привезли в их дом в сопровождении нового социального работника, у меня с собой был дневник, лошадка, чемодан с одеждой и несколько других вещей, а они сказали, что их имена очень легко запомнить, потому что они рифмуются. Мой разум все еще был в тумане, и я не поняла, что они имеют в виду. Но тут Беверли – носившая неистощимый запас свободных фуфаек ярких и пастельных тонов и собиравшая волосы неиссякаемыми резинками – заразительно засмеялась и сказала:
– Ну, ты понимаешь – Кев и Бев. Тебе будет нелегко нас забыть, Сильви. Верь мне. А теперь заходи.
Они показали мне мою комнату, чистую и очень просто обставленную: кровать с передней дубовой спинкой, туалетный столик и тумбочка из того же материала с простой белой настольной лампой. Окно выходило во внутренний дворик. Вид был немного похож на воображаемые картины, которые я рисовала на стенках старого фундамента. Сейчас конец весны, поэтому я вижу во дворе траву и разные цветы. И почти каждый день у меня над головой сияет солнце в чистом небе. Иногда я тихо сижу в комнате на краю кровати и вращаю глобус сестры – еще одна вещь, которую я взяла с собой из дома. И, когда ставлю палец в случайные места – Токио, Сан-Франциско, Мехико, – вспоминаю о Роуз, которая поступала так же.
Такие места – далекие места – когда-нибудь я бы хотела там побывать…
Я слышу, как ее голос произносит эти слова, и вспоминаю о том дне, когда я взяла Дерека за руку и мы вместе пошли обратно через лес. Я могла бы сразу заметить, что машина Роуз исчезла с нашей подъездной дорожки. Но мы не могли отвести глаз от того, что лежала внизу, у одного из фундаментов. Когда я убегала, то помнила, как поднималась и опускалась спина Фрэнки – она дышала. Однако сейчас ее тело стало неподвижным. То, что я сделала при помощи камня, положило конец ее жизни. Я содрогнулась, а Дерек повел меня за руку на противоположную сторону улицы.