Книга Дао Блаженств - Александр Матяш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А: На самом деле, ловушка станет понятна, если расшифровать фразу Байчжана так: «Кто из вас будет самым хорошим, послушным и умным мальчиком – таким, который сможет что-то сделать». Какая в этом ловушка заключена?
Д: Рита же обозначила: я! Я могу!
А: А назвать ее как-то можешь?
В: Эговая.
А: «Кто из вас проявит свою зависимость, проявив при этом свободу? Проявите свободу в зависимости от моего мнения!» Понимаете эту провокацию – почему он засмеялся, когда сказал, что старший монах проиграл? Байчжан засмеялся, потому что Гуйшань увидел эту провокационную двоякость его утверждения и отреагировал двояко: он, с одной стороны, проявил свою свободу, а с другой стороны, проявил свою независимость, когда пошел прочь. Вот реакция Гуйшаня на то, что он увидел в словах Байчжана. Свобода – это ви́дение. Гуйшань увидел, и он действовал, исходя из своего ви́дения. Вот это действование, исходя из ви́дения, и есть действование единственным способом или, другими словами, действование без колебаний. Но при этом ви́дение у нас одно, а возможностей проявлений свободы продолжает оставаться бесконечное количество. Мы не испытываем колебаний по отношению к тому, какой из этих бесконечных вариантов мы выберем. Почему мы не испытываем этих колебаний?
М: Ты показывал пример из айкидо, когда на один и тот же взмах руки ты можешь применить несколько приемов. Ты же об этом сейчас говоришь? Но мне еще тогда показалось: все равно только один из этого множества будет самым правильным в той или другой ситуации. К Веронике ты мог применить все три. Но если бы ты встретился с серьезным соперником, ты смог бы применить только один.
А: С серьезным соперником можно не только без выборов, но и без вариантов остаться… Если вообще останешься… в этом бренном мире.
Д: Но заранее ты не можешь это просчитать.
У: Есть масса вариантов, но только один может быть выбран без колебания. А другие могли бы быть выбраны без колебания?
А: Да.
У: Но выбирается только один. Почему?
А: Потому что не выбирается.
Д: А как происходит это не-выбирание?
А: Это момент творчества. Момент слияния абсолютной уникальности каждого из нас с абсолютной уникальностью ситуации. И уникальности не эговой, а космической. Когда происходит колебание? Когда колеблется наше ви́дение. Оно не может сфокусироваться, когда мы сомневаемся в том, как действовать правильно, чтобы это «что-то» в себе сохранить. И когда мы сомневаемся, то мы «это» уже утратили. Понимаете, почему? Потому что от того, что мы сделаем, начинает зависеть, утратим мы это или нет. А это уже перевертыш – он возникает просто от такой постановки вопроса – и обратное впадение в духовный материализм. В какой момент возникает колебание?
У: Когда мы попадаем в зависимость, сбой какой-то происходит. Когда мы выходим из этого состояния.
Д: Из себя выходим.
А: А когда это происходит?
В: Когда задумываемся. Когда в этой мысли застреваем.
А: То есть колебание возникает тогда, когда мы начинаем колебаться?
Д: Получается, что да. Как-то трудно ответить, что является первопричиной.
У: Когда мы впускаем постороннюю мысль извне.
А: Ответ каждой из вас очень близок к истине.
Д: Как всегда, не хватает нюанса.
У: А… так это когда мы совершаем обратный перевертыш?
А: Да. Совершенно верно. Когда ситуация нас как-то задевает и пугает. Почему Байчжан сказал: «Старший монах проиграл»? Потому что он стал играть. А что такое «играть»? Игра, выигрыш?
М: Вовлеченность. Когда мы напрягаемся, мы моментально вылетаем из этого состояния.
Д: А почему мы напрягаемся?
М: Потому что ситуация становится для нас значимой.
Д: А почему она стала для нас значимой?
А: Кто сможет ответить на Дашин вопрос? Она его правильно задала.
Д: Потому что эго душит.
А: Эго появляется уже в результате переворачивания, в результате ментального шума, но каков изначальный толчок? Какую угрозу мы чувствуем? Угрозу и сомнения. И колебания в том, что мы сможем сохранить это состояние – вот это присутствие внутри себя, присутствие нас в белой Таре.
Д: Мы находимся в этом состоянии, и вдруг ситуация становится угрожающей. Угрожающей чему?
А: Нашему присутствию.
Д: В этой ситуации?
А: Нашему присутствию внутри себя.
Д: И как только мы чувствуем угрозу этому присутствию внутри себя, мы тут же выпадаем?
А: Да.
Д: А что может угрожать этому состоянию?
А: Ситуация, в которой мы не знаем, как себя вести, и, следовательно, проявляем колебание.
Д: Какой-то замкнутый круг.
У: Вроде, если мы находимся в этом состоянии, то не должно быть такого.
Д: Так что это за ситуация? Боязнь потерять это состояние?
А: Да. Но мы не можем даже бояться потерять это состояние, пока мы в нем находимся. И страх потери, который, действительно, возникает, и, возникая, провоцирует эту потерю – он возникает как страх потери этого состояния в чужих глазах. И как только даже тень этого страха появляется на краю нашего сознания – мы выпадаем из своей целостности, мы расщепляемся, и процесс творчества или даже просто спонтанной и чисто интуитивной реакции становится невозможен.
В: Почему?
А: Потому что мы впускаем в себя зависимость от внешнего – еще даже как преднастройку к возникновению такого страха. Весь парадокс этой ситуации заключается в том, что мы еще даже не успели этот страх испытать, а то, чего мы только еще собираемся испугаться, уже случилось. Но самое парадоксальное в том, что случилось оно именно оттого, что мы собрались его бояться, и ни от чего другого.
Д: Если мы в нем находимся изначально, то мы не должны бояться его потерять.
А: Да, Даша, только изначально мы его потеряли давным-давно. Сейчас мы пытаемся в нем как-то утвердиться, укрепиться.
Д: Я думала, мы говорим об изначальном состоянии.
А: Изначальное состояние буддисты называли природным просветлением. Дети, находящиеся в нем, не обладают самым главным – знанием ценности пребывания в этом состоянии. И когда их родители, не будучи заинтересованы в их самостоятельности, самодостаточности, адекватности, из этого состояния их выдергивают, то они, покупаясь на базовую зависимость от родителей…
Д: То есть даже в этом замечательном состоянии зависимость сохраняется?
А: Ее там нет изначально как зависимости. Изначально есть любовь и привязанность, однако, смешанная с неведением. Но в этой любви и привязанности существует базовая архетипическая проекция на родителей как на существ высших по отношению к детям. И эта проекция заставляет оценивать их требования по отношению к ребенку самим ребенком как справедливые и исходящие из высшей инстанции.