Книга Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи - Джон Кампфнер

Общественный договор Дубая с его гражданами и экспатами тщательно выписан и в основном скопирован с Сингапура. Это заманчивый контракт для всех, кто ставит обогащение и личную свободу (прежде всего свободу потребления) выше публичных свобод (свобода слова, свободные выборы). Идея в том, чтобы создать «гражданина-потребителя», находящегося под наркозом богатства и ведущего роскошную жизнь в условиях авторитарного капитализма. Хотя сам шейх Мо не стал бы использовать такие формулировки, об этой сделке он говорит гордо и открыто. Его благожелательный патернализм и материальное благосостояние преподносятся как более чем адекватная замена демократических прав для «граждан-потребителей». Вместо политических прав гражданам предлагают долю в экономическом процветании эмиратов, причем схожие сделки заключаются с экспатами и международными компаниями. Как заметил эмиратский ученый Абдул Халек Абдулла, в Дубае «политика немыслима»[749].

В январе 2008 года шейх Мо так сформулировал свою философию:

Мы не считаем, что политика — это наша ценность; мы не хотим ее, мы не считаем, что заниматься ею — достойное дело. Мы ведем другую, по-настоящему важную войну, — мы сражаемся против бедности, за более качественное образование, за экономические возможности людей, за то, чтобы научить их быть предпринимателями, верить в себя. Я всегда спрашиваю: как я могу помочь? Что я могу сделать для людей? Как я могу улучшить их жизнь? Это часть моей системы ценностей. Для меня слишком поздно менять эту систему, но не слишком рано сказать миру, что национальная идея Дубая — это менять жизнь людей к лучшему с помощью умного капитализма, силы воли и позитивной энергии[750].

Вместо политики он предлагает своего рода мессианский гуманитарный капитализм. Позиционируя себя как CEO своего города-корпорации, шейх одновременно старается доказать, что его стратегия для Дубая основана далеко не только на увеличении нормы прибыли:

Название «Дубай Инкорпорейтед», считают некоторые, означает, что наш лейтмотив — коммерция превыше всего. Дубай действительно был несколько столетий торговым портом и коммерческим центром. Но этос Дубая всегда был и остается в том, чтобы наводить мосты, создавать связи с другими культурами. Я выучил уроки капитализма на базарах и мостовых Дубая. И возможно, главный вопрос, который я научился задавать всегда: как мы можем стимулировать позитивные перемены? Вот почему я предпочитаю называть Дубай «Катализатор Инкорпорейтед»[751].

Представление шейха Мохаммеда о Дубае как глобальном центре неразрывно связано с бизнес-интересами всего семейства аль-Мактумов. Они не платят налоги и владеют контрольными пакетами во всех крупных холдингах и суверенных фондах страны. Шейху Мо принадлежат 99,7 % акций в Dubai Holding и большинство акций Dubai World, а это две из трех крупнейших компаний, управляющих большей частью благосостояния эмирата. Группа их дочерних компаний отвечает за большинство дорогостоящих строительных проектов. Большая часть земли в Дубае принадлежит семье аль-Мактум, что дает ей неограниченную возможность — зарабатывать на недвижимости, туризме, шопинге и зонах свободной торговли. Эти корпорации, возглавляемые преданными режиму людьми из элитарных семей, строятся по ультрасовременным рецептам, но управляются на основе патримониальных сетей, сложившихся поколения назад и состоящих сегодня из потомков племенных вождей и торговцев. Члены этих же семей занимают высокие посты в администрации эмирата. Чтобы создать некое подобие современного правления, шейх Мо сформировал Исполнительный совет Дубая. Он собирается в одной из башен Emirates Towers и, можно сказать, управляет делами эмирата. Возможно, это шаг вперед по сравнению с прошлым, но прозрачность и подотчетность работы совета весьма сомнительны: он подчиняется одному человеку.

Чтобы смягчать этот гиперкапиталистический имидж и контролировать свою репутацию, шейх Мо взял на вооружение идеализированные представления о культуре Дубая и бедуинской идентичности. По примеру мансы Мусы (см. Главу 3) и более поздних мусульманских правителей, например, османского правителя Сулеймана Великолепного, благотворительные пожертвования и проявления благочестия подаются как личные поступки лидера. В Дубае бюджет на международную помощь составляет 3,5 % ВВП страны, в четыре раза больше, чем в среднем в западных странах, и гораздо выше уровня, требуемого ООН. Шейх Мо сделал один из крупнейших подарков в истории — пожертвовал 10 миллиардов долларов в новый фонд поддержки арабского образования, Фонд Мохаммеда ибн Рашида аль-Мактума[752]. Дубай и ОАЭ в целом используют такие благотворительные и гуманитарные организации, чтобы оказывать неполитическую поддержку арабскому миру. Фонд аль-Мактума и Благотворительный и гуманитарный фонд Мохаммеда ибн Рашида — это учреждения, через которые шейх поддерживает широкий круг проектов в Палестине, в том числе школы, приюты и больницы. В 1995 году он предоставил помощь мусульманам неарабского происхождения в Боснии и Косово — профинансировал отправку раненых боснийцев в больницы Дубая и привлек 15 миллионов долларов на строительство в Косово новых мечетей, а также добавил к этому вдвое больше личных средств.

Гибкость властей, которая позволяет британцам беспробудно пьянствовать (если они не попадаются полиции), в целом соблюдая исламские нормы, становится еще заметнее на дипломатической арене. Благодаря своей экономической мощи и стабильности Дубай, находящийся в центре нестабильного региона, стал точкой притяжения для всех. Иранцы смогли торговать через дубайский порт, минуя санкции США (главное — делать все скрытно). Многое уже написано о фигурах из «Аль-Каиды», имеющих недвижимость в эмирате. Кто угодно и безо всяких вопросов может поехать на отдых в Дубай, если только воздержится на его земле от своих делишек. Речь не только о присутствии западных корпораций; спецслужбы всего мира используют Дубай как удобный пункт перехвата информации.

Действующий в Дубае общественный договор, касающийся стиля жизни, тоже не случаен. Он ассоциируется с именем самого шейха Мо и был создан под влиянием его отца. Конфликт между культурным консерватизмом и экономическим либерализмом западного образца проходит сквозь всю семейную жизнь Мо. Со своей первой женой, шейхе Хинд бинт Мактум бин Юме аль-Мактум, он сошелся в 1979 году. Она родила ему двенадцать из двадцати трех его официальных детей. Шейха Хинд живет во дворце Джамил и не фотографируется на публике. Его вторая жена, принцесса Хайя — дочь покойного короля Иордании Хусейна и сводная сестра нынешнего короля Абдаллы II, — получила образование в Оксфорде. Они поженились в 2004 году, незадолго до того, как шейх Мохаммед официально пришел к власти в Дубае. Хайя — публичная фигура; она часто фотографируется в западной одежде и занимается благотворительной работой. Когда-то она выступала на Олимпийских играх, на скачках с препятствиями. Хайя разделяет любовь мужа к лошадям и сопровождает его во время визитов на конюшни в Британии, Америке, Японии, Австралии и Ирландии.