Книга Лев в тени Льва - Павел Басинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9 мая 1936 года Татьяна Львовна писала брату Сергею Львовичу: «Недавно отсюда уехал несчастный Лёва. Бестолковый, бестактный, весь сосредоточенный на самом себе. Считает себя гением, нисколько не ниже отца. Отца же ненавидит; когда может – говорит о нем с осуждением. Говорит, что “I am ashamed of my father”[51]. Я хотела ему сказать, что самое позорное имя, прошедшее через всю историю человечества, – это имя второго Ноева сына, который был неуважителен к отцу[52]. И назвать человека этим именем равносильно удару по щеке. Но он всё равно не поймет».
При этом Лев Львович продолжал нравиться женщинам. Время от времени он заводил новые романы, о которых его сестра Татьяна сообщала Сергею:
«Представь себе, что Лёва завел роман с американкой со всякими драмами. Старый, лысый, беззубый, нищий, а всё не сдается…»
«Пишет мне, что чуть-чуть не женился на 20-летней итальянке. Думал родить с ней двух итальянчиков, но потом раздумал и сбежал».
«Приходил Лёва: я постаралась достать ему работу и свела его с дамами, которые хотели сделать бюст мальчика. Но он столько наговорил глупостей вроде того, что “quoi que-miex-je reçois des lettres d’amour”[53], – и вдруг увидали старикашку с разговорами парижского апаши[54]. Ничего с ним не поделаешь… Он ненормальный человек…»
«Он помешан на сексуальном вопросе», – наконец пишет она.
В конце тридцатых годов сыновья Льва Львовича задумались о том, чтобы навсегда поселить отца в Швеции. Это было надежнее, чем посылать ему деньги, которые он проигрывал. В ноябре 1938 года он приезжает в Симмельсберг, в дом сына Петра… С его семьей у него складываются хорошие отношения, он возвращается к литературному труду и пытается думать по-шведски. Сестра Татьяна Львовна радостно сообщает брату Сергею Львовичу в Москву: «Лёва уехал в Швецию, как он пишет “навсегда”. Но с ним никогда нельзя знать, что он сделает завтра. Я о нем только спокойна, когда он в Швеции. Там ему сыновья не дадут голодать, как часто ему приходилось в Париже».
Погостив у Петра, он поехал в Хальмюбуду, хозяином которой был его самый старший сын Павел. Но здесь судьба зло наказала его. С ним случилось то же, что происходило между ним и его отцом летом 1910 года и даже раньше. Конфликт отца и сына…
И снова всё случилось из-за яблоневого сада.
Когда-то он учил отца, как тому распоряжаться яблоневым садом, и это возмутило отца. Теперь сказал сыну, что «1000 га яблок преют». Но терпеть нотации от родителя, развалившего их семью, сын не стал. В письме к Никите Лев Львович пишет в страшной обиде на Павла: «Паля взял от своих предков всё худшее. Глуп, невоздержан; несправедлив, груб… Глаза его выскочили, и я ждал, что он ударит меня. Но ограничилось только всё же прикосновением к моему плечу… Он хотел доказать, что всё, что я имею в Hda, было от его матери и от него, а не от меня… Нет, нет – довольно близости к тем, кто ненавидит. Он ненавидит меня».
В следующем письме к Никите он жалуется: «Он чуть не убил меня, этот идиот и разбойник. Подальше, подальше от него. Он меня ненавидит, и я не хочу допустить его даже до моей могилы… Судьба жестоко накажет его…»
После ссоры с Павлом дети решили, что отцу лучше жить отдельно от них, но с возможностью навещать детей и внуков. Некоторое время он живет в городе Ландскруне, затем снова гостит у сына Петра и, помирившись с Павлом, живет с его семьей в Хальмюбуде. В 1943 году он переезжает в городок Хельсинборг на юге Швеции… Это было последнее пристанище.
О последних годах жизни Льва Львовича можно судить по его письмам Никите, а также по «Ежедневнику», который он вел в 1943–1945 годах…
В Европе полыхала война… 22 июня 1941 года фашистские войска вторглись на территорию СССР. Через пять дней после этого события Лев Львович пишет сыну из Симмельсберга: «Я ничего не делаю. Не могу взяться и только читаю. В начале августа будет, может быть, работа двух детских бюстов. Вероятно, июль останусь здесь. Еще не говорил об этом с “хозяевами”. Мне было очень больно, когда они в день моего 72-летия о нем забыли. Кухарка должна была им напомнить, сделав мне пирог?! Это между нами. Ты поймешь теперь лучше, как тяжело жить у детей».
0 начале войны, в которую вступила его родина, он пишет холодно: «Бедный русский народ и бедный немецкий солдат! Но нравственный закон жизни – неумолим и карает всех и каждого, кто заслужил этой кары… Меня первого…»
Он даже не чувствует всей нелепости этого сравнения: одного себя со всем русским народом!
Идет война, у его детей рождаются дети, его внуки. Он как будто не замечает этого, сосредоточенный на себе… Его «Ежедневник» оставляет горькое чувство…
1943 год.
1 января. «Бросил курить. Дети и внуки».
4–5 января. «Простуда. Насморк. Слабость. Закрытое окно».
7 января. «Курю махорку».
25–27 января. «Мысль о самоубийстве».
8 января. «Ночь у Elizabet».
2 марта. «Бросил курить прочно».
Конец мая. «Мысли о романе».
24 июля. «Собака. Водка. Озеро».
31 декабря. «Один».
1944 год.
1 января. «Не пить алкоголя, кроме виноградного. Мало кофе. Не печь свинины… Господи, я с тобой постоянно. Господи, дай мне сил служить тебе».
8 января. «Боже мой, я с тобой везде и всегда».
12 января. «Господи, я с тобой. Усталость».
3 февраля. «Клещ. Водка. Дождь. Трамваи».
12 февраля. «Не читать газет. Не слушать радио. Не пить водки».
25–26 февраля. «Клещ. Солнце. Нервы…»
16–17 февраля. «Шведские засс…ые нужники».
5 апреля. «Купил папирос».
14 апреля. «Быть сильным».
23 апреля. «Быть сильным».
29 апреля. «Быть сильным».
17 июля. «Малевал. Купался. Курил. Деньги?»
9 сентября. «Союзники в Германии?»
1945 год.
6 января. «Усталость. Ищу темы для статей. Веду себя ужасно».
8 января. «Надо опомниться!!!»
20 января. «Игра?»
9 мая. «Конец войны. 4 рюмки портвейна. Водка. 2 папиросы».
24 июля. «Быть сильным».
26 июля. «Быть очень сильным весь остаток дней».
30 июня. «Сила во мне».
Записи, сделанные незадолго до смерти.
«Не желать».
«Не осуждать».