Книга Мир вечного ливня - Дмитрий Янковский

Я отпрянул от Ирины, не зная, чего ожидать, но она осталась лежать. Сначала неподвижно, затем резко вздернула руки к вискам и зажмурилась, но уже секунд через десять расслабилась. Глаза так и остались закрытыми.

— Готово, — удовлетворенно заключила Катя. — Будет спать и видеть прекрасные сны,

— Уж не знаю насчет прекрасных, — пробурчал я.

— Не гунди. Надо ее окончательно обезопасить.

— В смысле?

— Чтобы на нее ничего не упало. Ходики эти сними.

На всякий случай Катя накрыла шею Ирины подушкой. Я подставил стул и хотел снять со стены ходики, но только потянул их на себя, как одна из гирь сорвалась и с грохотом ударила в прикроватную тумбочку, на которой стояла чашка на блюдечке. Попадание было точным — чашка раскололась, и самый крупный осколок ударил в подушку, в то место, где под ней была шея.

— Фильм ужасов можно снимать, — сказала Катя.

— Да уж…

Я забросил ходики на кухню, а затем планомерно принялся выносить из комнаты все лишние предметы,

— Одеялом еще накрой! — посоветовал я в одну из ходок.

— Задохнется. Все ей метится в шею, значит, шею и надо защищать.

— Вот зараза! — воскликнул я, пораженный внезапным озарением. — Скорее на пол ее!

Уж не знаю, поняла ли Катя, что меня к этому побудило, но раздумывать она не стала, а сразу стащила Искорку на пол с кровати.

— На середину! — я отбросил вазу, которая была в руках, и помог Кате оттащить Ирину на середину комнаты.

— Ты чего? — спросила Катя.

— Пружины в кровати!

В ответ на мои слова крученой пикой из-под покрывала вырвалась лопнувшая пружина и замерла сколотым острием вверх.

— Лихо, — шепнула Катя. — А в полу ничего нет?

— Если только бомба, оставшаяся с войны и попавшая под фундамент.

— Это реально. Куда ее тогда?

— Никуда. Бомба может оказаться в любом месте Равно как и шальной метеорит, залетевший в околоземное пространство из глубин космоса. Надежда на то, что, уснув, Ирина все же перенесется в сферу взаимодействия. Тогда тут на нее перестанет все набрасываться. Можно как-то узнать, спит она или нет?

— Не знаю. Вообще она должна быть в наркотическом сне.

— Ладно. Все, что могли, мы сделали. Остальное зависит от того, насколько верна твоя теория.

Мы просидели над Ириной дотемна, постепенно успокаиваясь. Вероятностные флюктуации перестали досаждать нам и угрожать Ирине. Время от времени включался холодильник, заставляя весь дом ходить ходуном.

— Пожрать бы чего-нить… — вздохнула Катя.

— В холодильнике смотрела?

— Там только огурцы в банках.

— Тоже еда, — пожал я плечами.

— Пожалуй.

Она притащила из кухни вскрытую трехлитровую бутыль с солеными огурцами, и мы принялись ими хрумкать. Ничего себе были огурчики. К ним бы водки еще.

— Больше вообще ничего?

— Ничего. В буфете есть еще рафинад.

А что? Рафинад тоже есть можно. Я набрал полную горсть и закидывал в рот, чередуя с огурцами.

Часы на мобильнике показали восемь вечера. Ирина ровно дышала, оголенная кожа покрылась мурашками.

— Вы с ней трахались? — неожиданно спросила Катя.

— Было дело, — неохотно ответил я. — Так, по-дружески. Типа, чтобы не дать умереть друг другу от сексуального голода.

— По-дружески лучше дрочить, — Катя пожала плечами. — Вместе, если одному надоело. Это куда честнее, чем использовать для дрочки другого человека под видом секса.

— А в чем разница?

— Секс — это когда обоими руководит безудержная страсть. А если по-дружески, то какая же может быть страсть? Фигня и самое настоящее извращение — дрочка друг об друга.

— То есть ты против петтинга? — улыбнулся я.

— Да при чем тут петтинг? Если безудержная страсть, то и петтинг становится настоящим сексом. А если страсти нет, то хоть Камасутру по полной программе устрой, все равно будет дрочка.

— Н-да…

— Что, парит тема?

— Да нет. Просто я никогда не считал дрочку чем-то плохим.

— Я тоже. Но дрочить друг об друга плохо. Для этого руки есть. А у людей предназначение намного выше, чем быть устройством для удовлетворения.

— А, вот ты о чем? Тогда согласен.

— Как же согласен, если с Ириной трахался по-дружески?

— Тьфу на тебя! — рассердился я. — Ну что ты прицепилась? То тебе не так, это не эдак!

— Хочу сделать тебя лучше.

— И ты со всеми так?

— Ну да… Стараюсь.

— Хочешь, угадаю с одного раза? Мужчины рядом с тобой не задерживаются.

— Да и не очень-то хотелось. А как ты узнал?

— Я экстрасенс.

Помолчали. Снова включился холодильник, отчего рассол в бутыли пошел рябью. У Ирины дрогнули веки и губы.

— Просыпается? — насторожился я.

— Не знаю. А сам ты не можешь заснуть?

— В смысле?

— Ну ты ведь тоже нюхал грибную дурь! Если уснешь, может, окажешься в сфере взаимодействия вместе с Ириной.

— Так моего тела там нет.

— И что? Иринино тело тоже осталось в непригодном состоянии. Может, от этого не зависит? Попробовал бы! Вдруг ей там помощь нужна?

Чуть ли не силком она меня уложила на пол и приказала:

— Спи!

Как будто по приказу можно уснуть!

— Я так не могу.

— До чего же капризные мужики!

Ирина едва слышно застонала и дернулась.

— Тихо! — я привстал. — Она точно просыпается!

Дыхание Искорки сделалось неровным, грудь вздымалась, по лицу пробегали быстрые, едва различимые гримасы. Внезапно она широко распахнула глаза и очень отчетливо произнесла:

— Саша.

— Да. Как ты?

— Я там была. Вся в иголках. Мертвая. Ой, Саша, как страшно возвращаться в мертвое тело!

— Успокойся, все хорошо. А потом, потом-то что?

— Я в тело вошла, как душа. Жутко было, но тело ожило. И все зарастало, а иглы выдавливались.

Похоже, конечно, на наркотический бред, но разве все, происходившее в сфере взаимодействия, не напоминало галлюцинации?

— Я встала и пошла. И еще видела танки, чуть левее от того места, где нас накрыло. Много танков. Все с польскими опознавательными знаками.