Книга Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари

Рут вновь смотрит на Нири, как бы призывая ее вмешаться, и Нири прерывает их диалог:

– К сожалению, у нас уже не осталось времени для того, чтобы остановиться на этом вопросе подробнее, но у вас, Рут, есть Анна, с которой вы можете вернуться к этой теме. Кроме того, мне кажется, что именно сегодня вы наконец-то приобрели кое-что и для себя, а не только дали другим, не так ли? Рут, улыбаясь, берет Анну за руку:

– Ну так что, нам будет о чем поболтать?

Анна смеется, согласно кивая головой.

В комнате опять устанавливается тишина.

Переждав примерно минуту, Нири обращается к группе:

– Вот и эта встреча тоже подходит к концу.

Элла выпрямляется на стуле и решительно вступает в беседу, словно боясь, что ее опередят:

– Когда я слушаю все, о чем вы здесь говорите, мне становится жаль, что я не участвовала в предыдущих занятиях. Я не сомневаюсь, что эти встречи помогли вам в той или иной степени лучше понять себя. Но и для меня это время не прошло зря: я тоже «была в положении», и эта беременность была далеко не легкой, – смеется она. – Я прошла… это как процесс взросления, созревания, если хотите. Я попала в водоворот, и меня затягивало еще и еще, я почти утонула. Но, по-видимому, желание жить оказалось сильнее.

Она продолжает, глядя на Рут:

– Я вспомнила вдруг, как вы говорили, что ощущаете свою связь с природой, что вы часть жизненного круговорота.

– Да, я помню, и это как раз вполне совпадает с тем, что я написала в своей записке, – с улыбкой отвечает Рут. – Я написала, что беременность Тальи для меня – это цветок, а из него вызрел плод.

– Вот и я вижу, как внешние силы встряхивают нас и заставляют меняться, – взволнованно продолжает Элла. – Я чувствую, что беременность Эйнав повлияла и на меня. В последнее время я думаю, что и этот процесс подходит к концу. Мне кажется, что я стала, пусть незначительно, но другой. Я «выплыла», возможно, в последнюю минуту и не без вашей помощи. Я хочу вас поблагодарить за то, что вы мне напомнили, что жизнь состоит не только из отношений между мамой и дочкой.

– Как я рада это слышать, – вступает в разговор Това, – хотя… – добавляет она, – мы только тем и занимались в группе, что обсуждали наши взаимоотношения с дочками!

– Правильно, – отвечает Элла, – но это была группа женщин, которые вместе обсуждали и переживали то, что с ними происходит. Я уже не помню, когда в последний раз по-настоящему общалась с людьми так, чтобы излить душу, слушать, вместе думать, спорить, волноваться. Я вся погрузилась в то, что происходит или не происходит между мной и Эйнав, ничего другого для меня не существовало. И вот, я оказалась здесь, и кто-то из вас заговорила о муже. И мне вдруг опостылело мое одиночество. Я почувствовала ваше сочувствие ко мне и задала себе вопрос, где все друзья, которых когда-то у меня было немало? Вы понимаете? Глядя на вас, я еще сильнее ощутила свое одиночество, но, с другой стороны, поняла, что в моей власти это изменить: не только люди отдаляются от меня, но и я избегаю их.

Элла замолкает, но вспоминает о красных бумажках и вновь обращается к Нири:

– Я не была на вашей первой встрече и не получила записки, но если вы спросите сегодня, чем была для меня беременность Эйнав, я отвечу, что это был процесс моего рождения заново, со всеми страхами и страданиями, свойственными беременности и родам.

Она с трудом удерживает слезы. Женщины пытаются ее утешить – кто взглядом, кто словом.

Нири украдкой смотрит на часы, затем поднимает глаза на Эллу и подводит итог всему сказанному:

– Вы говорите о беременности как о процессе творения, созидания, процессе длительном, в котором соседствуют боль, неопределенность и тревога. В принципе, вы повторяете уже сказанное вами ранее, что беременность дочери не проходит бесследно и для матери. Это напоминает мне о вас, Маргалит, – она поворачивается к ней. – Исходя из ваших слов, и вам тоже пришлось нелегко: вы стали намного более ранимой, потеряли покой и уверенность в себе. Вот и сегодня вы что-то притихли…

– Да, это так, – отвечает Маргалит, смущенно улыбаясь. – Я не очень хорошо себя чувствую: осенью и весной у меня сильная аллергия. Кроме того, я уже как-то привыкла к нашей группе и мне жаль расставаться. Я даже хотела предложить, может, мы продолжим наши встречи, хотя бы раз в месяц. Очень хотелось бы знать, что будет с каждой из нас, с внуками, дочками. Как-то странно, что через несколько минут мы разойдемся навсегда.

– Так давайте назначим встречу у меня, скажем, перед Новым годом! – тут же откликается Орна. Судя по всему, она была готова к этому заранее и просто ждала своей очереди. – Нири, вы ведь придете?

– Конечно, – отвечает Нири, – сообщите мне, где и когда, и я обязательно буду. Но вернемся к Маргалит: вы ведь так и не зачитали нам, что написано на вашей бумажке.

Маргалит разворачивает сложенный листочек и читает:

– Для меня с беременностью Михаль связаны волнение, страх и неопределенность. И, конечно, большая радость.

Она на мгновение задумывается и продолжает:

– Думаю, вам ясно, почему я написала именно так. Сегодня я бы не упомянула ни страх, ни неопределенность. На первое место я бы поставила огромную радость, – говорит она, счастливо улыбаясь.

Нири отвечает улыбкой на улыбку и переводит свой взгляд на Тову:

– У нас почти не осталось времени, так что надо дать слово Тове.

– Я тоже терпеть не могу прощаться, – говорит Това. – Не зря же я оказалась последней. Но я хочу сказать, что ничуть не жалею о том, что я здесь. Мне было и приятно, и важно, и хорошо, и легко, и тяжело, – мне было по-всякому. Естественно, я буду рада, если мы продолжим собираться вместе, но я довольно хорошо знаю динамику таких мероприятий: сначала все стараются оставаться в контакте, но постепенно связь рушится.

Анна смеется:

– Я бы очень удивилась, если бы вы этого не сказали!

– Да, я – это я! – со смехом отвечает Това. – Как я и сказала, вы меня знаете! Спасибо вам всем, спасибо Нири.

– А что у вас в записке? – спрашивает Рут.

Това отвечает, не заглядывая в свернутый листок:

– Я написала, что для меня беременность Ширли – это преемственность поколений.

Она обводит всех взглядом.

– Я думаю, что это то, что меня успокаивало. Каждый раз, когда я с ужасом думала о ее приближающихся родах, я пыталась уговорить себя, что нет другого пути для продолжения семьи. Я не знаю, почему именно это действовало на меня успокаивающе, может, потому, что я выросла в доме, где всегда говорили о Катастрофе. Вообще, у нас в доме все делалось для того, чтобы выжить, а не для того, чтобы жить… Так что для меня продолжение семьи – это подарок, а подарок – это что-то приятное. Наверное, так можно объяснить то, что происходило у меня в голове. Возможно, сегодня я написала бы как-то иначе, но не спрашивайте меня как!