Книга Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье - Джон Ле Карре

Поскольку теперь на подъездной дорожке постоянно мелькали автомобили курьеров из министерства, Пайн затребовал себе из какой-то воинской части молодого помощника, которого подверг безжалостной муштровке по полной программе. Какими-то неисповедимыми путями Пайн узнал, что целью операции была Германия, и это только прибавило ему усердия.

Среди местных торговцев прошел даже слух, что «министерский» дом собираются продать. Среди возможных покупателей звучали очень известные имена, а это вселяло надежды на увеличение доходов от новых владельцев. Завтраки, обеды и ужины доставлялись в здание круглые сутки, свет горел в окнах днем и ночью. Даже парадную дверь, которую в целях повышенной безопасности много лет держали на замке, теперь открыли, и многие на Блэкфрайарз-роуд не раз видели, как Леклерк в фетровой шляпе и с портфелем в руке выскакивал из подъезжавшего «хамбера» и торопливо входил в нее.

А Эвери, уподобляясь раненому, который упорно не желает знать, насколько серьезна его рана, спал теперь у себя в кабинете, окончательно превратившемся для него в родной дом. Впрочем, он как-то поручил Кэрол купить подарок для Энтони. Она вернулась с игрушечным грузовичком-молоковозом, в кузове которого размещались пластмассовые бидоны для молока. С каждого бидона можно было снять крышку и заполнить его водой. Вечером они вдвоем испытали игрушку, а потом отправили в Бэттерси с водителем «хамбера».

Когда все было готово, Холдейн и Эвери отправились в Оксфорд, заняв купе первого класса по выданным министерством проездным документам. За обедом в вагоне-ресторане им выделили на двоих четырехместный стол. Холдейн заказал себе полбутылки вина и попивал его, разгадывая кроссворд в «Таймс». Они сидели молча: Холдейн сосредоточился на кроссворде, а Эвери слишком робел перед ним, чтобы отвлекать.

Но тут совершенно внезапно Эвери обратил внимание на галстук Холдейна и, еще не успев обдумать свои слова, воскликнул:

– Бог ты мой! Вот уж никогда бы не подумал, что вы – любитель крикета.

– А вы ожидали, что я сам расскажу вам об этом? – хмыкнул в ответ Холдейн. – Я бы никогда не надел такой галстук в контору.

– Простите.

Холдейн пристально посмотрел на него.

– Вам не следует так часто извиняться, – заметил он. – Вы оба страдаете этим недугом. – Он отпил кофе из чашки и попросил официанта принести ему немного бренди. Официанты почему-то всегда обслуживали Холдейна с подчеркнутым вниманием.

– Оба?

– Да. Вы и Лейсер. Он вообще просит прощения за все и даже не замечает этого.

– Но для Лейсера такая манера все же более странна, правда? – поспешил сказать Эвери. – В конце концов он профессионал.

– Вовсе нет. Лейсер никогда не был одним из нас. Не заблуждайтесь на этот счет. Мы просто использовали его когда-то, причем очень давно. Но это все.

– Каким он вам показался? Что он за человек?

– Для меня он агент. То есть существо, которым следует управлять, а не узнавать поближе. – И он вернулся к своему кроссворду.

– Он должен быть очень к вам лоялен, – заметил Эвери. – Иначе зачем бы ему соглашаться на выполнение задания?

– Вы слышали слова нашего директора о «втором дыхании»? Это можно трактовать и как вторую клятву верности. Особенно если о первой удалось так легко забыть.

– А откуда у него возьмется второе дыхание?

– Вот в этом все дело. Наша с вами задача сделать все, чтобы оно у него открылось.

– Тогда объясните, как появляется первое. Я не совсем понял идею.

– Я не пытаюсь копаться в причинах. Питаю глубокое недоверие к таким словам, как лояльность или преданность. Но превыше всего, – провозгласил Холдейн, – я не принимаю такое понятие, как «мотивация». Мы контролируем агента. Все. На этом всякая математика заканчивается. Вы же хорошо знаете немецкий, как я слышал? Тогда вам известно, что в начале было не слово, а дело.

Незадолго до прибытия поезда в Оксфорд Эвери отважился еще на один вопрос:

– Почему тот паспорт оказался недействительным?

У Холдейна была странная манера отклонять голову в сторону, когда ему задавали вопрос.

– Министерство иностранных дел всегда выделяло квоту серий и номеров паспортов для оперативных нужд нашего департамента. Так продолжалось годами. Но вот месяцев шесть назад МИД заявил, что теперь мы сможем получать такие паспорта только с ведома Цирка. По всей видимости, Леклерку так редко приходилось пользоваться поддельными документами, что Шефу удалось взять эту сферу под свой полный контроль. Поэтому Тейлору пришлось выдать паспорт из очень старой подборки серий и номеров. Мы и понятия не имели, что МИД объявил их недействительными ровно за три дня до отправки Тейлора в командировку. И времени что-то изменить уже не оставалось. Впрочем, все могло пройти гладко. Но тут Цирк повел себя очень странно. Если честно, я до сих пор не понял, чем руководствовался в своих действиях Шеф.

От станции они взяли такси до северной части Оксфорда и вышли на углу нужной улицы. Пока они шли по тротуару, Эвери в наступивших сумерках разглядывал соседние дома, замечая то седовласую голову, мелькнувшую за приоткрытой шторой, то бархатные кресла, покрытые в изголовьях кружевными салфетками, то китайские ширмы, то пюпитры для нот, а в одном из окон он увидел четверых за игрой в бридж, застывших подобно группе придворных в заколдованном замке. Это был мир, который когда-то был ему хорошо знаком; какое-то время он уже начал считать, что и сам принадлежит к нему. Но только было это, как сейчас казалось, очень и очень давно.

Вечер они провели, занимаясь последними приготовлениями. Холдейн решил, что Лейсеру следует отвести спальню в задней части дома с окнами в сад, в то время как они сами займут комнаты, выходящие на улицу. Он заранее распорядился прислать в дом несколько ящиков с научными книгами, пишущей машинкой и внушительными с виду папками. Все это он распаковал и разместил в столовой, главным образом чтобы не вызывать подозрений прислуги, которую домовладелец присылал каждый день.

– Теперь мы будем называть это помещение кабинетом, – сказал Холдейн.

В той же столовой он установил магнитофон. Несколько бобин с пленкой он запер в ящик комода, тщательно прикрепив ключ к кольцу вместе с остальными. В холле стоял еще не распакованный багаж: проектор, одолженный у военных летчиков, экран и чемодан из зеленого брезента с кожаными углами, содержимое которого было надежно укрыто от посторонних глаз.

Дом оказался просторным и содержался в образцовом порядке, мебель была из красного дерева с бронзовыми металлическими петлями и другими деталями отделки. Стены покрывали портреты членов некой семьи, рисунки сепией, миниатюры и выцветшие от времени фотографии. На серванте стояла ваза со смесью ароматических растений, к раме зеркала пришпилен крест из пальмовых листьев. С потолка свисал канделябр – уродливый, но не бросавшийся в глаза. В одном из углов стоял столик для Библии, в другом – небольшая фигура купидона, очень некрасивая, но повернутая лицом к стене. От всего особняка веяло запахами старины, которые, подобно церковному ладану, настраивали на торжественный, но печальный лад.