Книга На пути - Жорис-Карл Гюисманс

4. Но, если воистину должно нечто произойти, в зависимости от того, насколько сильно сие очищение, несколько лет, в течение которых душа погружена в него, перемежаются периодами облегчения, когда через данное Богом освобождение сие темное созерцание больше не захватывает душу с очищающей силой, а захватывает просветляюще и любовно, так что душа, как бы радостно вышедшая из этой тюрьмы и из плена[144], и свободно отдыхающая на просторе, ощущает и вкушает великую сладость мира и любовного дружества с Богом, с изобильной легкостью духовного сообщения. Это — признак здоровья души, дарованного ей названным очищением, и признак изобилия, которое ожидается; иной раз это таково, что душе кажется, будто ее труды уже завершились. Сие есть свойство духовных состояний в душе, если они действительно духовные — когда душа пребывает в тяготах, ей кажется, что она уже никогда не выйдет из них и что ее блага иссякли, как это можно видеть в приведенных свидетельствах; а когда душа вкушает духовные блага, ей также кажется, что ее несчастья уже закончились, и блага никогда больше не отнимутся; так Давид, видевший, что с ним это происходит, каялся в этом, говоря: «И я говорил в благоденствии моем: “не поколеблюсь вовек”» (Пс. 30: 7).

5. Сие происходит потому, что нынешнее состояние духа, пребывающего в одной противоположности, своим действием изменяет нынешнее состояние и ощущение другой противоположности; но то же самое не происходит таким же образом в чувственной части души, ибо ее ощущения слабы. Но, в то время как дух здесь еще не вполне очищен и омыт от пристрастий, которые дает внутренняя часть, он несет в себе противоречия; и, хотя дух не меняется, поскольку пристрастен к ним, он сможет измениться в муках; так изменился, как известно, Давид после многих несчастий и страданий, хотя во время его благоденствия ему казалось, что оно никогда не прейдет. Так и душе, которая видит себя пребывающей в этом изобилии духовных благ, не бросаются в глаза корень несовершенств и нечистота, которые все еще остаются в ней, ибо она думает, что ее труды уже завершились.

6. Но эта мысль приходит нечасто, ибо до того, как закончится духовное очищение, эти сладостные сообщения очень редко приходят так изобильно, что скрывают невыкорчеванный корень таким образом, что душа перестает чувствовать там, внутри, что ей чего-то не хватает или что она должна что-то сделать, и сие не позволяет ей полностью насладиться дарованным облегчением, чувствуя там, внутри, как бы своего врага: хотя он будто бы успокоился и уснул, есть подозрение, что он возродится и вновь примется за свое; и, когда душа более спокойна и меньше испытывает себя, она вновь поглощается и захватывается другой стадией, худшей и более долгой, темной и мучительной, чем прошедшая, причём она может длиться дольше, чем первая. И здесь душа снова начинает верить, что все хорошее для нее закончилось навсегда; ей недостаточно опыта, который принесло прошедшее благоденствие, коим она насладилась после первоначальных трудов (в коем она также думала, что больше ни о чем уже не будет скорбеть), чтобы перестать верить на этой второй стадии стеснения, что все хорошее уже кончилось и не вернется, как в прошлый раз; ибо, как я говорю, причина этой твердой уверенности — нынешнее состояние духа, которое уничтожает в душе все, что в ней есть от противоположного состояния.

7. Именно поэтому страждущие в чистилище страдают от великих сомнений в том, что они когда-либо выйдут оттуда и их мучения кончатся; хотя обычно они обладают тремя богословскими добродетелями, то есть верой, надеждой и любовью, та действительность, в которой они страдают и лишены Бога, не позволяет им наслаждаться нынешним благом и утешением от этих добродетелей. Ибо, хотя им бросается в глаза, что они любят благо Бога, это не утешает их, потому что им кажется, будто Бог не любит их и они недостойны этого; напротив, так как они видят, что лишены Его и погружены в такое ничтожество, им кажется, что они несут в себе очень много зла, и посему отвратительны Богу и отвергнуты им навсегда по весомым причинам. И так, хотя в этом очищении душа видит, что сильно любит Бога и готова отдать за Него целую тысячу жизней (и это правда, ибо в этих тяготах сии души со многой верностью любят своего Бога), всё же это не приносит душе облегчения, а, скорее, причиняет большую скорбь; ибо, любя Его так, что не имеет иной заботы, кроме как радеть о Нем, и видя себя столь несчастной, она не может поверить ни тому, что Бог любит ее, ни тому, что она когда-либо это обретет, но, скорее, тому, что она навсегда отвратительна не только Ему, но и всякой твари — и страдает, видя, что заслуживает быть отвергнутой Тем, Кого она так любит и жаждет.

Глава VIII,

говорящая о других страданиях, которые терзают душу в этом состоянии

1. Другая вещь сильно терзает здесь душу, делая ее безутешной, — то, что, поскольку эта Темная ночь препятствует способностям и пристрастиям, душа не может ни вознести страсть или разум к Богу, ни молиться Ему; ей кажется, как пророку Иеремии, что Бог «закрыл себя облаком, чтобы не доходила молитва наша» (Плач. 3; 44), и потому она хочет сказать, как в приведенном свидетельстве: «Он преградил дороги мои квадратными каменьями» (Плач. 3: 9). И если иной раз душа молится, эта молитва настолько лишена силы и сока, что ей кажется, будто Бог не слышит ее и не обращает внимания, как говорит тот же пророк: «И когда я взывал и вопиял, задерживал молитву мою» (Плач. 3: 8). И вправду, это время не для того, чтобы говорить с Богом, но для того, чтобы полагать, как говорит Иеремия, «уста свои в прах, если вдруг к нему пришла бы надежда» (Плач. 3: 29), терпеливо перенося свое очищение. Бог творит сие здесь в душе при ее бездействии; посему она не может ничего: ни молиться, ни внимать вещам Божественным, ни тем более сделать что-либо в других, мирских делах и заботах. И не только это с ней происходит: часто случаются также такие приступы отчужденности, а память погружается в такое глубокое забвение, что порой проходит долгое время, в течение которого она не знает ни того, что сделала или подумала, ни того, что делает или должна сделать, и не может заметить (хотя и хочет) ничего из того, в чем находится.

2. Поскольку здесь не только разум очищается от своего света, а воля — от своих пристрастий, но и память — от своих рассуждений и познаний, нужно также уничтожить в ней их все. Чтобы исполнилось то, что сказал о себе Давид, — то есть чтобы в этом очищении «я был уничтожен и не разумел» (Пс. 72: 22)[145]; (сие «не разумел» относится здесь к этому неведению и забвению, каковое причиняется внутренним созерцанием, поглотившим душу) дабы душа со своими способностями расположилась и настроилась на Божественное для Божественного единения любви, нужно, чтобы сначала она была поглощена вместе с ними всеми этим Божественным и темным духовным светом созерцания и тем самым отстранилась от всех пристрастий и впечатлений от творения, и единственное, что останется тогда при ней, — это ее намерение. Чем более чисто и просто этот Божественный свет захватывает душу, тем более он помрачает ее, опустошает и уничтожает в ней страсти к отдельным впечатлениям и пристрастиям, порождаемым как горним, так и дольним; и чем менее чисто и просто он захватывает душу, тем меньше отчуждает ее и тем меньше она бывает помрачена. Это кажется невероятным — сказать, что сверхъестественный Божественный свет тем больше помрачает душу, чем она яснее и чище, и чем менее чиста она, тем меньше он ее помрачает. Если рассмотреть доказанное выше, оно соответствует изречению Философа, гласящему, что сверхъестественные вещи тем темнее в нашем разуме, чем они ясней и отчетливей сами по себе.