Книга Чаша тьмы - Сергей Раткевич

Существо протянуло Агларии кладенец.

– Ты забыла это у меня в мешке, – с великолепной иронией произнесло оно. – Возьми. Используй по назначению. Я присоединюсь. Скоро.

Существо шагнуло с повозки и окончательно перестало быть Куртом, да и вообще человеком – перестало. Аглария вздрогнула от ужаса, глядя на него. И то же самое сделали обернувшиеся маги. Потому что смотреть без ужаса на то, во что превратился Курт, не смог бы даже самый отважный герой. Даже сам Курт не смог бы. Даже слепой поседел бы со страху, глядя на него. Аглария спрыгнула с повозки и бросилась убивать магов. Какие там Великие Магистры! После того, что ей довелось только что увидеть, бояться каких-то там магистров было просто смешно!

Ужасающее существо обернулось к повозке, на которой возлежало не менее ужасающее нечто, и страшно расхохоталось. Протянув руку, существо сграбастало то, что лежало на повозке. У него в руке оно превратилось в маленький шарик. Существо дунуло на шарик.

– Хочу, чтоб ты сделался кольцом, – промолвило существо.

И шарик послушно превратился в кольцо. Существо надело его на тотже палец, где уже зеленел Вэйэрн Лаанрон.

– Вам нечего больше охранять! – проревело существо, обращаясь к магам. – Убирайтесь!

Быть может, магам и нечего было охранять, но возвращаться им тоже было некуда. Что с ними сотворит Архимаг за утрату колдовского кокона, способного сокрушить Джанхар, они даже подумать не смели. Поэтому они не убрались. Они напали. Их иссиня-черные магические жезлы несли смерть – но существо, стоящее перед ними, было бессмертным. Левой рукой оно ухватило чудом не погибшую Агларию и усадило ее себе на шею. В правой руке существа был посох – несерьезное оружие для битвы с такой кучей великих магов, но существо не стало биться посохом. Оно протянуло посох Агларии.

– Подержи, пожалуйста, – почти нежно попросило это страшилище.

Тихо заскулив от чего-то более глубокого, чем ужас, Аглария схватила посох так, словно он и был той самой соломинкой, за которую следует хвататься утопающим. А Аглария и чувствовала себя утопающей. Сидеть на шее у этого ужаса и ждать, когда он пойдет всех этих кошмаров голыми руками рвать.

Однако страшилище не стало рвать магов голыми руками. В руках у него появился меч и… Аглария задохнулась от восхищения – в мече плавали рыбки! Самые настоящие рыбки! Меч как бы состоял из остановившейся воды, а в воде плавали рыбки. Много рыбок. Это было невероятно. И прекрасно.

– А… хлеб они едят? – тихо спросила Аглария, косясь на подбирающихся магов – хотя и спрашивала вовсе не о них, а о невозможных рыбках в невозможном мече.

– Мы проверим, – пообещало страшилище. – После проверим. Ладно?

– Ладно, – кивнула Аглария, отчего-то почти счастливая.

А потом маги пошли в атаку. Все сразу. И воздух потемнел от злобных заклятий.

– Держись, – рявкнуло страшилище, бросаясь вперед, и его восхитительный меч начал свою страшную работу.

Битва длилась долго. Сидя на шее непомерного ужаса, Аглария стреляла из посоха, рубила во все стороны кладенцом, помогая своему невероятному союзнику. Битва все не кончалась. Магов было много, и они были опытны. Аглария почувствовала, что страшилище под ней начинает уставать. Раз за разом закрываться от магических ударов почти трех сотен опытнейших боевых магов Ордена Черных Башен – это вам не что-нибудь, тут любой устанет, будь он хоть сто раз монстр. Страшилище шумно дышало. Его стремительные удары замедлились.

– Так не пойдет… – задумчиво сказало оно.

– Ненависть! – шепнул чей-то бесплотный голос. – Открой дорогу своей ненависти!

Шепот предназначался не Агларии, но она услышала.

Страшилище замерло неподвижно. Опустило меч. Остановились и маги. Всего на миг, но этого хватило. От страшилища вдруг распространилась волна такой невероятной, такой запредельной ненависти, что все маги, окружавшие его, умерли один за другим. Потому что тот, кого так ненавидят, не может жить дальше. Аглария чувствовала, как яростный океан ненависти наваливается на нее, ощущала его тяжелый прибой, но… ее это почему-то не коснулось. Совсем. Пошумело, навалилось, сгинуло. А вот маги умерли. Все. Ни одного не осталось. Они валялись там и тут, пустые, словно шкурки высохших на солнце личинок каких-то насекомых.

– Вот и все, – сказал Курт. – Слезай, нахалка! Всю шею отсидела. И посох отдавай.

– Нахалка?! – спрыгивая, возмутилась Аглария. – Я – нахалка?! Я?! Ах ты…

Накопившиеся страх и ужас требовали выхода. Отбросив кладенец, она с размаху отвесила Курту здоровенную пощечину. Вот сколько сил хватило. Не могла не отвесить. Умерла бы. Столько всего… всего… а он… а он…

– Это из-за тебя все! – отчаянно прокричала она, чувствуя, что вот-вот расплачется. – Это из-за тебя! Ты…

Она хотела избить его… убить его… уничтожить… потому что это легче, чем объяснить, что это, конечно, она во всем виновата, но не потому, что виновата, а потому, что он виноват. Во всем. Да. Вот если бы он не смотрел на нее там, тогда, когда она была в фонтане… если бы он не сидел там… такой… Ведь не объяснишь такого. И кому объяснять? Ему?! Курт переложил меч в левую руку и закатил ей ответную пощечину.

«Зверь! Гад!»

– Ах вот ты как! – взвизгнула она, швыряя посох и бросаясь на Курта с кулаками. – Ах ты – драться?! На беззащитную девушку – руку поднял?!

Курт уронил волшебный меч, и на месте ожесточенного побоища разыгралась зверская драка.

Как, когда, каким образом она перешла в слезы, объятия и поцелуи, никто, наверное, не мог бы сказать. Разве что Мур. Но он тактично промолчал. И тогда, и потом тоже. Поцелуи дополнились ласками, неизвестно откуда взявшаяся нежность сменилась внезапной страстью, а снять одежду оказалось не таким уж трудным делом, особенно если этого очень хочется.

Конечно, поле битвы, усеянное трупами магов, отравленное мертвящими, погибельными заклятиями, пропитанное ненавистью и страхом, злобой и болью, не слишком подходит в качестве любовного ложа – но жизнь и любовь торжествуют над смертью и ненавистью так, как им хочется, и там, где им это угодно. Мнения и пожелания человеческих существ не слишком-то принимаются в рассчет.

– Ну и ну! – отдышавшись, рассмеялась Аглария. – Со мной никогда еще такого не происходило!

– Брось молоть чепуху, скажи лучше, что любишь меня, – посоветовал Курт, вновь обнимая ее.

– Люблю?! Вот еще! – возмутилась Аглария, прижимаясь к нему всем телом. – Я… я тебя ненавижу! Ты мой самый злейший враг… – нежно шептала она, а руки ее, словно мудрые странники, путешествовали по Курту, открывая все новые и новые континенты радости и наслаждения. – Я тебя ненавижу, слышишь!..

Но она уже знала правду, именно любовь защитила ее, когда Курт призвал иссушающую ненависть. А что еще может послужить щитом против ненависти? Что может быть сильнее ее окончательной безнадежности? Только любовь. И никаких других заклятий нет даже в самых древних колдовских книгах, написанных ли под светом нездешних солнц или и вовсе в кромешной тьме безмирья.