Книга Железная скорлупа - Алексей Игнатушин

— Вы не будете счастливы, — сказала Хелия глухо.

Королева фыркнула:

— Он еще юн, душа в смятении, но королевская роскошь успокоит, остепенит. Со временем Гингалин станет замечательным королем.

— Так не будет, — сказала Хелия упрямо. — Он придет.

— Вряд ли. Зачем приходить к обесчещенной девице? — усмехнулась королева. — Думается, завтра главной новостью станут твои приключения с любимчиком барона… э-э… Эженом?

Хелия перестала дышать, затем повторила убежденно:

— Он придет!

Королева, пожав плечами, сунула руку под полу плаща. Фрейлина в дрожащем свете факела разглядела небольшой темный предмет.

— Я заметила, что ты чересчур дорожишь этим веничком, — сказала королева, наслаждаясь испугом Хелии. — Он подарил? Ну, конечно, он. Впрочем, тебе это ни к чему.

Резким движением королева поднесла букетик высохших полевых цветов к факелу — пламя сухо затрещало, камеру осветила яркая вспышка. От каменных стен отразился дикий крик. Разбрасывая солому, Хелия с безумно выпученными глазами кинулась к горящему букету. Королева подняла руку, улыбаясь, смотрела, как пламя быстро сжирало сухие прутики с комками цветов.

Хелия с отчаянным воплем ударила королеву, отбросила правительницу к стене. На пол упал горящий букет. Фрейлина схватила остатки букета, жар вздул кожу на пальцах волдырями. Надрывно плача, Хелия прижала останки букета к груди.

Дверь со скрежетом распахнулась: ворвавшийся страж отпихнул фрейлину, заслонил собой королеву.

— Помоги встать, — прошипела правительница.

Королева отряхнула плащ, смерила презрительным взглядом лежащую фрейлину.

— Зачем, зачем? — плакала девушка.

Правительница молча вышла из камеры, страж шмыгнул следом. Скрипя, дверь закрылась, заглушив женский плач.

Гингалин осушил кубок. Необъяснимый страх внезапно охватил его, заставил непроизвольно вскрикнуть. В руке жалко заскрежетал металл. Юноша отбросил смятый сосуд, затем раздробил о стену пузатый кувшин, заляпав гобелены потеками вина.

Сев на кровать, Гингалин обхватил руками голову и хрипло застонал.

«Зачем, зачем она это сделала? Неужели я виноват? Сказал: меж нами королева, вот она и решила убрать препятствие. Бред! Она души в королеве не чает, уши прожужжала, расписывая ее достоинства. Так почему? Неужто потому, что лю…»

Гингалин испуганно вздрогнул, начал мерять шагами комнату. Почему-то мысль о любви пугает. Так отмахиваются от доказательств, рушащих мировоззрение. Откуда любовь в мире, пропитанном ложью, подлостью, алчностью и похотью?

«Разве любовь может толкать на преступления? Понимаю, церковники любят повторять Августина: «Люби — и делай что хочешь», но нельзя воспринимать это буквально».

Гингалин остановился. В голове роились мысли, каждая звала в свою сторону, звала мощно, неистово, противоречия разрывали сознание. Рыцарь дрожащими руками прицепил к поясу меч. Едва не сломав пинком дверь, побежал по коридору, качая пламя факелов воздушной волной.

«Все на свете ради любви, — думал он лихорадочно. — Все на свете. И если она есть… Проклятье, я должен в этом убедиться!»

Ночь давно вступила в права, но замок гудел: звякали инструменты, посуда, коридоры полнились топотом и шарканьем десятков ног. Гингалин раздраженно отпихивал челядь, оставляя за спиной шлейф возмущенных воплей.

Перед входом в подвал стояли, скрестив алебарды, двое дремлющих стражей. От топота ног они воспрянули, удивленно уставились на жениха королевы. Гингалин, их отпихнув, ворвался в подвал, грохоча по ступенькам, вбежал в тускло освещенный коридор.

Главный тюремщик сидел за деревянным столом у подножия лестницы, склонившись над скудно уставленной едой и питьем столешницей.

— Где Хелия? — прорычал Гингалин, по коридору пронеслось гулкое эхо.

Тюремщик облизал пальцы, встал, недоуменно вращая глазами:

— В камере.

— В какой? — Гингалин бешено раздувал ноздри.

— Там. А зачем? Королева сказала…

— Еще слово, и с тобой поговорит мой запасной язык из стали! Открывай!

Тюремщик звякнул связкой ключей в дрожащих руках. Гингалин подтолкнул его:

— Скорее!

Ключ заскрипел в замочной скважине, юноша, рванув ручку, торцом двери врезал тюремщику по лбу.

— Будешь подслушивать — порежу на куски! — прошептал Гингалин зловеще.

Тюремщик, держась за лоб, кивнул, попятился. Гингалин ворвался в камеру, закрыл за собой дверь.

Темноту разбавлял бледный свет луны в решетчатом полукруглом окошке под потолком камеры. Гингалин с щемящим сердцем разглядел в углу темный куль, нахлынули страшные воспоминания о пребывании в замке Педивера.

— Леди, — сказал сдавленно.

Зашуршала солома, с изумленным криком к юноше бросилась темная фигура. От толчка он качнулся, неловко сжал в объятиях плачущую девушку. Хелия, захлебываясь слезами восторга, жадно целовала его шею, щеки, лоб.

— Вы пришли! — шептала счастливо. — Пришли!

Гингалин, обнимая девушку крепче, тоскливо посмотрел на лунную дорожку в окне.

«Зачем я пришел? — пришла усталая мысль. — Она наверняка попросит вывести ее из камеры, ведь я для нее средство побега. Хотя, может, зря я так, может, она…»

— Сэр, я знала, вы не оставите меня в беде, — всхлипывала Хелия. — Обязательно выручите…

Рыцарь с кривой усмешкой отстранил девушку. В лунном свете ярко горели ее глаза, хотя лицо скрывала тень. Гингалин поневоле остро ей посочувствовал.

— Я знала, — продолжает фрейлина, — сердце не обманешь. Мы сбежим из королевства, будем жить в уединении. Вы будете охотится, а я вести хозяйство. Или поедем к вашему отцу.

«Ага, поедем. Хозяйство, говоришь? Из тебя хозяйка, как… гм. А я охотиться буду, пока хозяин угодий не вздернет. Заманчивая перспектива».

Гингалин вздохнул, покачал головой. Хелия в ужасе замерла.

— Леди, — сказал он скрепя сердце, — я пришел осведомиться о вашем самочувствии.

— Нет! — прошептала девушка, отшатываясь. — Нет, вы лжете!

Гингалин заметил волдыри на пальцах, в глазах потемнело.

— Вас пытали?!

— Нет, нет, успокойтесь, — зачастила Хелия. — Я случайно ожглась.

— Обо что? — процедил он угрюмо, оглядывая голые стены.

— Не важно, сэр, — отмахнулась Хелия. — Довольно слов, бежим.

— Подождите, — сказал рыцарь с сильно бьющимся сердцем. — Скажите, зачем вы хотели отравить королеву?

Хелия пристально вгляделась в напряженное лицо, в лунном свете глаза юноши загадочно мерцали, и у девушки сладко защемило в груди. Но тотчас она осознала, какое неприглядное зрелище сейчас собой представляет: лицо грязное, прорехи в одежде, растрепанные волосы, и она едва не взвыла от отчаяния и стыда.