Книга Вестники Времен: Дороги старушки Европы - Андрей Мартьянов

Какое-то время Франческо с ужасом размышлял над тем, не Чистилище ли вокруг него — место неприкаянных душ, не заслуживших ни награды райского света, ни проклятых темных подземелий ада. Очнувшийся от обморока здравый смысл въедливо напомнил, что в Чистилище вряд ли бы пустили животных, а скакуны по-прежнему оставались с ним и мало походили на бестелесных призраков. Он слышал размеренные вздохи темно-солового Фламандца, принадлежавшего мессиру Гаю Гисборну и временно перешедшего в его пользование, чувствовал, как справа натягивается и ослабевает притороченный к седлу ремень, тянущийся к уздечке серого жеребца Мак-Лауда, как пыхтит идущая слева гнедая кобыла, груженая уцелевшей поклажей, и все больше убеждался, что лошади — настоящие. Кроме того, он сам продолжал испытывать вполне бренные чувства, скорее всего, невозможные в Ином мире: неудобство от сидения в непривычном седле, ноющую боль в наскоро вправленной руке и, как это не смешно, сильнейшее желание перекусить.

Кони, не понукаемые и не направляемые человеком, неспешно рысили вперед, поднимая вокруг себя облачка сероватой пыли. Здесь все — и небо, и земля — носило тот или иной оттенок серого. Этот цвет уныния вскоре щедро окрасил безрадостные размышления Франческо. Равнина не имела пределов и каких-либо примет, без сгинувшего солнца невозможно определить направление, и самое главное — неясно, куда вообще держать путь. Может, на самом деле он все еще находится в подземном коридоре? Лошади ведь не испугались ни призрачного тумана, ни того, что внезапно очутились в совершенно ином месте. Животных не обманешь наваждениями — их разум слишком прост, чтобы осознавать несуществующее. Они спокойны и, если положиться на них, возможно, они благополучно довезут его до конца подземного хода, где все мороки непременно сгинут. А если не довезут? Если они тоже обмануты? Что ж ему теперь, до конца жизни ехать через эту пустыню, словно засыпанную пеплом, над которой не светит солнце и не носится ветер?

Вскоре он усомнился и в том, что едет. Лошади, конечно, перебирали ногами, но вокруг ничто не менялось. Даже парочка темно-синих размытых облаков, висевших над линией горизонта, не трогалась с места. Он постоянно озирался по сторонам, но не замечал ничего, хоть немного напоминающего о жизни, оставшейся там, наверху. Теперь даже Ренн и его обитатели вспоминались с тоскливым сожалением — при всех своих недостатках они все же оставались живыми людьми. Интересно, после всего случившегося оставят они свои далеко идущие замыслы или нет? Франческо казалось, что и не подумают, и вдобавок он сомневался, чтобы людей, вольно или невольно принесших столько неприятностей, так легко отпустили на все четыре стороны. Умение предвидеть вероятную опасность, растворенное в крови, позванивало в тревожный колокольчик, и в иное время Франческо непременно уделил бы ему все свое внимание. Но сейчас… сейчас его занимало другое.

Он нерешительно потянул за жесткие поводья — конь Гая, конечно, обладал на редкость спокойным характером, но кто знает, захочет ли он подчиниться незнакомому всаднику? Соловый тряхнул головой и послушно встал. Сзади недовольно зафыркал Билах.

Франческо не мог в точности сказать, зачем ему понадобилось останавливаться. Это место на равнине ничем не отличалось от прочих, но в его голове кружилось несколько догадок, нуждавшихся в проверке. Он спрыгнул на землю, подняв облачко пыли, взлетевшее медленно и как-то сонно, точно под водой. Больше всего он боялся выпустить из рук поводья и того, что лошадям вздумается покинуть его посреди этого безжизненного поля.

Отойдя на шаг в сторону — ровно столько позволяла длина повода — он наклонился, с внезапно обострившимся вниманием вглядываясь в серую, слегка неровную поверхность. Он не заметил этого с высоты седла, зато отчетливо видел теперь: кости, множество костей. Облепленные непонятной серой коркой, ноздреватой и потрескавшейся, отчасти смахивающей на растущие у берегов Средиземного моря кораллы, у него под ногами лежали кости людей и животных, рассыпающиеся при малейшем прикосновении. Он успел разглядеть поблизости вытянутый лошадиный череп, с которого свисало подобие истлевшей уздечки с позеленевшими бронзовыми пряжками, изящно выгнутые арки человеческих ребер, чью-то оторванную кисть со сложенными в неприличном жесте костяшками пальцев… Его вдруг затрясло, он шагнул назад, прижавшись лицом к теплому лошадиному боку, мерно поднимавшемуся и опускавшемуся.

«Я еду через поле давно отгремевшего боя, — ему очень хотелось завопить от ужаса, но обитавшая где-то в глубине души капелька самообладания не позволяла. — Не знаю, что за сражение здесь гремело, но тебе лучше постараться взять себя в руки. Это всего лишь кости. Они не способны причинить тебе никакого вреда».

Но его повергала в холодный, всхлипывающий кошмар малейшая попытка представить, какое количество людей способна вместить эта бескрайняя равнина. Он почему-то вспомнил услышанное (или прочитанное где-то?) высказывание, над смыслом которого никогда всерьез не задумывался, сочтя его противоречащим учению Церкви: «Не существует ни рая, ни ада, потому что не пришел еще Страшный Суд и не настало время отличать праведников от грешников. Кара не коснется злых раньше, чем будут вознаграждены добрые, и лишь в конце света добрые семена будут окончательно отделены от плевел. Ни одна душа не обитает в аду, ибо она еще не осуждена, и ни одна душа не пребывает в раю, ибо не настал еще час ее вознаграждения; но души всех умерших дожидаются своего срока sub altare Dei, у алтаря Господня…»

Монотонный голос, произносивший слово за словом, неумолчно гудел в голове, и Франческо неожиданно вдруг вскинул стиснутую в кулак руку и с силой ударил себя по виску. Перед глазами вспыхнула россыпь искр, но заунывное чтение прервалось.

— Я не сойду с ума, — слегка дрожащим, но упрямым голосом проговорил молодой человек. — Может, это испытание, смысла которого я не в силах понять, но я не сойду с ума…

Потеря рассудка, способности здраво мыслить и рассуждать всегда казалась ему самым страшным из всего, что может случиться в жизни человека.

Он вскарабкался обратно в седло — неловко и неуклюже, точно древний старик. Почудилось, что лошади косятся на него с недоумением и скрытым разочарованием, безмолвно ворча: «Мы-то надеялись, что ты, человек, додумаешься, как нам попасть домой, в привычный мир с зеленой травкой и солнцем, но ты даже на это не способен!»

Треск костей, безжалостно перемалываемых лошадиными копытами в легкую пыль, казалось, зазвучал громче и приобрел, если так можно выразиться, некую осмысленность. Франческо невольно вслушался, вскоре различив повторяемую на разные лады одну и ту же фразу: «Это ты виноват. Из-за тебя мы здесь. Ты мог бы спасти нас, а вместо этого предпочел отойти в сторону. Ты виноват».

— Что я сделал не так? — тоскливо спросил Франческо, отстранено напомнив себе, чем закончился его предыдущий разговор с призрачными голосами, требовавшими открыть некую дверь. Тогда его спасло появление Бланки, велевшей голосам оставить гостя Ренна в покое, но запретную дверь он и его спутники все-таки открыли. Пусть не тогда, попозже, и чего добились? Ему везет, он еще жив, но что сейчас происходит с его попутчиками? Какие мрачные чудеса разворачиваются перед их глазами?