Книга Роковое совпадение - Джоди Пиколт

— Я не хочу, чтобы ты уезжала.

— Знаю, — отстраняюсь я, разжимая его руки.

— Я поеду с тобой.

— Ах, если бы ты мог… Но нужно, чтобы кто-то позаботился о папе.

Натаниэль качает головой:

— Я буду по тебе скучать.

— Я тоже, — негромко отвечаю я. — Давай заключим договор.

— А что это?

— Решение, которое принимают вдвоем, вместе. — Я пытаюсь улыбнуться. — Давай договоримся не скучать. Согласен?

Натаниэль смотрит на меня долгим взглядом:

— Не знаю, смогу ли я.

Я снова прижимаю сына к себе:

— Ох, Натаниэль, я тоже.

Утром, когда мы входим в здание суда, Натаниэль не отходит от меня ни на секунду. К журналистам я, похоже, начинаю привыкать, словно к постоянной пытке: их вопросы, вспышки видеокамер — современное наказание, которое я должна пережить. В газетах появятся снимки «до» и «после», заголовки типа «Окружной прокурор осужден за убийство».

«Можете уже сейчас печатать свои статьи, — думаю я, — я сяду в тюрьму».

Как только мы подходим к двойным дверям в зал суда, я передаю Натаниэля Калебу и что есть мочи несусь в уборную, где меня выворачивает наизнанку. Я брызгаю водой в лицо, мою руки.

— Ты сможешь, — говорю я зеркалу. — Ты сможешь по крайней мере завершить это достойно.

Собравшись с духом, я прохожу через вращающиеся двери туда, где меня ждет семья, замечаю Адриенну, транссексуала, в платье на два размера меньше и с широченной, как штат Техас, улыбкой.

— Нина! — восклицает она и торопится меня обнять. — Меньше всего мне хотелось сюда возвращаться, но, дорогуша, я пришла в суд из-за тебя.

— Тебя выпустили?

— Еще вчера. Не знала, успею ли: все эти проволочки с освобождением заняли времени больше, чем операция по смене пола.

Неожиданно Натаниэль втискивается между нами и пытается взобраться на меня, как на дерево. Я беру его на руки.

— Натаниэль, познакомься, это Адриенна.

Его глаза сияют.

— Я столько о вас слышал.

Трудно сказать, кто больше изумлен присутствием Адриенны — Натаниэль или Калеб. Но прежде чем я успеваю что-то объяснить, ко мне спешит Фишер.

Мы переглядываемся.

— Сделайте это, — говорю я.

Квентин обнаруживает, что в зале суда его ждет Фишер.

— Нам нужно переговорить с судьей, — негромко говорит он.

— Я не стану предлагать ей раскаяться, — отвечает Квентин.

— А я и не прошу.

Фишер поворачивается и направляется в кабинет судьи, даже не убедившись, что прокурор следует за ним.

Через десять минут они стоят перед судьей, а свидетелями выступают оскаленные морды убитых на сафари животных.

— Ваша честь, — начинает Фишер, — этот процесс тянется так долго, что совершенно ясно: присяжные не смогут прийти к единому мнению. Я переговорил со своей подзащитной, и, если мистер Браун не возражает, мы бы хотели предоставить решать это дело вам, ваша честь, чтобы вы взвесили все улики и вынесли вердикт.

Что ж, Квентин ожидал чего угодно, только не этого. Он смотрит на адвоката защиты как на сумасшедшего. Никто, разумеется, не в восторге, когда присяжные не могут принять единогласного решения, но позволить судье единолично решать исход дела — значит строго придерживаться буквы закона: в данном случае это намного выгоднее обвинению, чем защите. Фишер Карринтон только что преподнес Квентину обвинительный приговор на блюдечке.

Судья пристально смотрит на прокурора:

— Мистер Браун, что скажет обвинение?

Квентин откашливается:

— Обвинение считает это абсолютно приемлемым, ваша честь.

— Отлично. В таком случае я должен распустить присяжных. Мне нужен час, чтобы еще раз изучить улики, и я вынесу свое решение.

Кивком головы судья отпускает их и начинает решать судьбу Нины Фрост.

Адриенна оказывается просто какой-то манной небесной. Она забирает у меня Натаниэля, выступая в роли гимнастического снаряда, когда мы с Калебом уже выжаты как лимон и не в силах продолжать игру. Натаниэль взбирается ей на спину, а потом соскальзывает по длинной голени.

— Если устанете от него, — говорит Калеб, — просто скажите, чтобы он прекратил.

— Дорогуша, я ждала этого всю свою жизнь. — Адриенна переворачивает Натаниэля вверх ногами, тот хохочет.

Я разрываюсь между желанием просто наблюдать за их игрой и желанием включиться в нее. Больше всего я боюсь, что если еще раз прикоснусь к сыну — никакой силой меня от него уже не оттянешь.

Раздается стук в дверь игровой комнаты, мы все поворачиваемся. На пороге неловко переминается Патрик. Я знаю, чего он хочет, и знаю, что он никогда об этом не попросит в присутствии моей семьи.

К моему удивлению, Калеб решает взять ситуацию в свои руки. Он кивает на Патрика и говорит мне:

— Иди.

Мы с Патриком молча идем по извилистым переходам первого этажа, держась на почтительном расстоянии друг от друга. Мы заходим так далеко, что я обнаруживаю, что понятия не имею, где мы находимся.

— Как ты могла! — наконец восклицает он. — Если бы ты предстала перед другими присяжными, у тебя был бы шанс на оправдательный приговор.

— И мне пришлось бы еще раз провести Натаниэля, Калеба, тебя и всех остальных через весь этот ужас. Патрик, это необходимо прекратить! Нужно заканчивать. Любой ценой.

Он останавливается и опирается о трубу отопления.

— Я никогда не думал, что ты сядешь в тюрьму.

— Я много чего не думала, — отвечаю я и робко улыбаюсь. — Будешь приносить мне хоть изредка китайский сыр?

— Нет. — Патрик смотрит в пол. — Меня здесь не будет, Нина.

— Что?

— Я переезжаю. На северо-западе появились вакансии, поеду посмотрю. — Он глубоко вздыхает. — Я всегда мечтал там побывать. Мне просто не хотелось ехать туда без тебя.

— Патрик…

С величайшей нежностью он целует меня в лоб.

— У тебя все будет хорошо, — негромко говорит он. — Где наша не пропадала!

Он дарит мне кривую улыбку, которая скользит в мой нагрудный карман. И выходит в коридор, оставляя меня одну искать дорогу назад.

Распахивается дверь туалета на первом этаже, и внезапно всего в метре от меня возникает Квентин Браун.

— Миссис Фрост… — бормочет он.

— После всего, что произошло, мне кажется, вы можете называть меня Ниной.

Он нарушает этические нормы, разговаривая со мной без Фишера, и мы оба это прекрасно знаем. Тем не менее после всего, что мы пережили, нарушение этого правила уже не кажется таким ужасным. Когда он продолжает молчать, я понимаю, что он считает по-другому, и пытаюсь обойти его.