Книга Дети белых ночей - Дмитрий Вересов

И Кириллу становится спокойно. Он закрывает глаза, лицо приятно холодит свежий поток воздуха. Это ощущение – предупреждение, сигнал, знак. И он это не столько знает, сколько чувствует. Кирилл мысленно собирается и, готовый ни чему не удивляться, поднимает веки.

Они стоят лицом к лицу, Марков и Невский.

– Кирилл, ты знаешь этого человека?

– Да.

– Если сможешь, там, в вашем времени, огради его от участия в поисках, обещаешь?

– Ты уже говоришь «в вашем»?

– Сейчас речь идет не обо мне, а о твоем знакомом.

– Ему грозит опасность?

– Нет, только испытания, которых он не заслужил.

– Вадима бывает порой очень сложно вести и контролировать, он по-своему непростой и упрямый человек. Я не совсем уверен, что найду возможности и силы удержать его. Женька, со мной сейчас происходят странные вещи. Я стал другим, абсолютно другим человеком. Во всем, в каждой мелочи, в каждом ощущении я чувствую новизну и необычность, даже тело будто заново привыкает к своему существованию. Но самое удивительное – это знание, что, пока не окончатся эти изменения, мне придется избегать и сторониться общения с людьми. Дурацкое получилось объяснение, но другого нет. И если с Иволгиным у меня ничего не получится, то, сам понимаешь... – Прошу тебя, постарайся...

– ...Постарайся, очень тебя прошу! – просил, почти умолял Домовой.– Сейчас самое главное – понять, что все происходящее вокруг нас не является частным случаем конца света. Человеку свойственно ошибаться и заблуждаться, таков он от природы и в силу своих природных особенностей другим никогда не будет. Именно этим он выше всего остального.

Начало пламенного пассажа Кирилл не слышал. Но, судя по виду оратора, по его алеющим щекам и горящему взору, Домовой о чем-то его очень просил.

– Я же прекрасно понимаю, ты не пойдешь к своим,– страдальческая гримаска Вадима подсказала какую-то мысль. Что-то смутно связанное с визитами матери, грустными разговорами Курилова и не удивившим Кирилла внезапностью посещением друга. Но сосредоточиваться на этом, думать об этом продолжительное время не было ни малейшего желания.– А не пойдешь к своим, куда же ты пойдешь? Подумай, Кира! Двухкомнатная квартира и мы с Верочкой в качестве соседей – далеко не худший вариант. И что самое важное: ни нас, ни тебя никто не будет беспокоить. Мои после Натальиного финта с Англией отреклись от меня и внучки, собрали пожитки и переместились к тетке Станиславе навсегда.– Домовой осекся, встретив пристальный, тяжелый и немигающий взгляд Кирилла.– По крайней мере так мне сказал отец. Так что, согласен?

– Я правильно понял, ты приглашаешь меня к себе жить?

– Ну да! Прямо отсюда ты приедешь ко мне и живи сколько угодно, пока все не образуется!

Кирилл задумался.

– Вадим, я не уверен еще окончательно, но мне кажется, что я сильно изменился. Стал совсем другим человеком, которого ты не знаешь, и неизвестно, сможешь ли ты принять меня такого, каким я стал.

– И это все?!

– Разве этого недостаточно?

– Кирилл! – На секунду даже показалось, что жизни Домового угрожает опасность от переполняющих его чувств.– Неужели ты такого невысокого мнения обо мне? Я ведь прекрасно понимаю, каким тяжелым для тебя стал этот год. Я много думал и думаю про тебя. Столько перенести, столько выдержать. Ты... Ты...– От волнения Иволгин не находил слов и достаточного количества превосходных степеней.– Ты – настоящий герой! Мы все: Костик, Кисс, другие ребята, все гордимся тобой!

– Извини, Вадим,– Марков поднялся со скамейки,– я устал и пойду в палату. До свидания.

– До свидания...– Изумленный Домовой протянул руку, но Кирилл уже повернулся к нему спиной и зашагал в сторону клиники.

– Кира! – Но никакой реакции не последовало. Марков ровными шагами подходил к повороту аллеи.

– Кира! – повторное обращение так же повисло в воздухе.– Запомни, я жду тебя. В любое время!

Но выздоравливающий уже скрылся за поворотом.

Заплакала Верочка, разбуженная родительскими криками. Вадим поспешил к дочке, поправил сбившиеся пинетки на пухлых ножках, укоризненно закудахтал, поправляя одеяльце и подстилку:

– Да-да, и у нас характер! И у нас потребность в заботе и внимании! – Ребенок притих.– О, папа так и знал. Но ничего, у нас на этот случай найдется запасная пеленка, так что до дома – ни-ни! Только терпеть,– он устроил Верочку на согнутой в локте левой руке и принялся ловко менять пеленку в коляске.– Договорились?

Забавная, как игрушечный пупс, Вера загукала в ответ на родительское обращение и розовыми ручонками, широко расставив пальцы, ухватила папашу за волосы.

– Ох,– эмоциональной глубине вздоха, что в тот момент издал Домовой, позавидовал бы любой крепкий деревенский хозяин.– И что же мне со всеми вами делать?

Выписка, как и ожидалось всеми, прошла спокойно и без задержек. Анатолий Григорьевич собрался было проводить бывшего пациента до ближайшей остановки, но в проходной Бехтеревки Кирилл, сначала согласившийся на предложение врача, переменил свое решение.

– Спасибо, дальше я сам справлюсь.

Курилов молча пожал юноше руку, ободряюще улыбнулся и ограничился кратким напутствием:

– Если что, Кирилл, не стесняйтесь.

За воротами клиники юношу встречала Большая Вольная Жизнь.

Словно желая проверить готовность Кирилла к встрече с нею, она сразу же, как только мощная гидравлика вернула окованную железом дверь проходной на привычное место, обрушила на него учащенный ритм городских улиц, заполненных техногенными звуками и запахами строительства развитого социализма. Оценив обстановку и не найдя в хорошо знакомых видах улицы Седова особых изменений, он свернул направо и направился к метро.

Через несколько шагов Кирилл остановился. Противоположная сторона улицы, укрытая спасительной тенью нарядных домиков, построенных пленными немецко-фашистскими захватчиками, притягивала к себе, как магнит, и казалась оазисом, полным прохладного блаженства, в отличие залитой солнцем и заставленной пыльными тополями, на которой он стоял.

Кирилл подошел к ближнему переходу и замер у светофора.

Он улыбался, узнавая вроде бы привычные и одновременно новые для его восприятия модели грузовиков и легковушек, автобусов и прочих обитателей автомобильного мира. Юркий «москвичонок-каблук» с эмблемой почтового ведомства на борту, хлебный фургон, блестящий новой краской, апельсиновая «татра». Сколько же времени он не видел обыкновенного такси? Юноша ухмыльнулся. Средневековая Англия, битвы и погони, сухие и вязкие ветры коридоров времени – вот они, привычные картинки его новой жизни. А обыкновенный ленинградский таксомотор, набитый пестрыми цыганками так, что задние рессоры основательно просели,– для него диковинка.