Книга Кровь и лед - Роберт Мазелло

— Насколько я помню, вы вместе подали заявление на участие в сестринской миссии, правильно?

— Верно, мадам.

— Значит, и на родину возвратитесь вместе, — произнесла она. — Только помните, что узы дружбы, какой бы сильной она ни была, не должны отвлекать вас от первостепенных задач. Как вы знаете, все мы постоянно находимся под пристальным наблюдением общественности.

— Да, мадам. Я понимаю, мадам.

— Доброй ночи, мисс Мулкаи.

С этими словами мисс Найтингейл под шуршание черного шелкового платья продолжила спуск по лестнице, и когда свет лампы померк, Синклер вышел из тени. Мойра жестом подозвала его к себе. Поднявшись на следующий этаж, они услышали усталые голоса нескольких медсестер, которые умывались и попутно делились друг с другом новостями за прошедший день. Одна из них рассказывала о том, как какой-то напыщенный офицер потребовал, чтобы она перестала перевязывать рану пехотинца, а вместо этого принесла ему чашку чая. Мойра приставила палец к губам и повела Синклера на следующий этаж, на самую вершину башни. Там располагался маленький альков с высоким узким окном, из которого открывался вид на темно-синие воды Босфора.

Мойра, поддерживая руками длинную юбку, быстро подошла к постели больной и прошептала:

— Посмотри, кого я к тебе привела, Элли.

Но не успела Элеонор и голову на подушке повернуть, как Синклер уже опустился на колени рядом с кроватью и взял девушку за руку. Рука на ощупь была горячей, влажной и совершенно обмякшей.

Элеонор смотрела затуманенным взглядом и, кажется, была раздражена тем, что ее беспокоят. Синклер засомневался, а осознает ли она вообще его присутствие — лихорадка, как он успел понять, напрочь стирает границы между фантазией и реальностью.

— Если инструмент расстроен, — пробормотала она, — играть на нем нельзя.

Мойра многозначительно посмотрела на Синклера, как бы подтверждая, что Элеонор действительно впала в беспамятство.

— И положи ноты назад на полку, иначе они опять куда-нибудь затеряются.

Мысленно Элеонор находилась где-то в Англии, возможно, в родительском доме или, что более вероятно, в пасторате, где она, по ее словам, когда-то училась игре на фортепиано. Синклер прижал ее пальцы к губам, но она выдернула руку и энергично замахала ею над одеялом, словно отгоняла рой назойливых мух. Мухами кишели все палаты госпиталя, но здесь, отметил Синклер, на самом верхнем этаже башни, в непосредственной близости от моря, насекомых не было.

«Как бы отделаться от Мойры?» — размышлял он. Сделать то, что он собирался сделать — вынужден сделать ради спасения жизни Элеонор, — надо без свидетелей.

Мойра намочила в ведре с водой тряпочку, выжала ее и промокнула лицо подруге.

— Мойра, как думаешь, возможно раздобыть немного портвейна?

— Легче сказать, чем сделать, — ответила она, — но попытаюсь.

Понимая, чего добивается лейтенант, Мойра передала ему тряпицу и тактично вышла из комнаты.

Синклер всмотрелся в освещенное лунным светом лицо Элеонор. Кожа пылала лихорадочным румянцем, а зеленые глаза светились безумным восторгом. Фактически она не осознавала, что больна, и полностью потеряла связь с реальностью. Ее душа уже покинула тело и блуждала где-то в родной деревушке в Йоркшире, и Синклер опасался, что вскоре за ней последует и физическая оболочка. Он повидал сотни солдат, которые точь-в-точь, как и она сейчас, бредили, что-то невнятно бормотали себе под нос, смеялись, а потом вдруг отворачивали голову к стене и вмиг испускали дух.

— Ты можешь что-нибудь сыграть мне на фортепиано? — сказал он.

Элеонор вздохнула и улыбнулась:

— А что бы ты хотел послушать?

Он нежно стащил с ее плеч шерстяное одеяло; из-под него пыхнуло жаром раскаленного тела.

— Оставляю выбор за тобой.

— Мне нравятся старинные баллады. Если хочешь, могу сыграть тебе «Барбару Аллен».

— С удовольствием послушаю, — ответил он, стягивая с плеча сорочку.

Элеонор поежилась от холодного воздуха, проникающего в открытое окно.

Синклер склонил над ней голову.

Пальцы Элеонор зашевелились, как если бы нажимали клавиши рояля, и она тихим надтреснутым голосом замурлыкала вступительные аккорды песни.

Какой бы раскаленной ни была кожа Элеонор, однако по ней уже побежали мурашки. Синклер прикрыл ей грудь ладонью, чтобы хоть как-то защитить от прохладного ночного бриза. Вдохнул запах ее тела, который не смогла заглушить даже вонь камфоры и шерсти, и он показался ему не менее сладостным, чем аромат луга ранним летним утром. А когда коснулся ртом кожи, вкус, который он ощутил на губах, напомнил ему вкус свежего молока из деревенского жбана.

Тихо-тихо она напевала:

— Мама, мама, приготовьте саван…

Если он таки совершит то, что вознамерился, с ужасом думал Синклер, обратной дороги не будет.

— Груз моей вины невыносим…

Но разве у него есть выбор?

— Обожатель мой почил сегодня…

Если этого не сделать, к рассвету она умрет. Он сжал ее тело в руках. От волнения сдавило дыхание.

— Завтра я последую за ним…

Когда он сделал последний шаг — вонзил зубы в плоть, смешивая свою зараженную слюну с ее кровью, — Элеонор вздрогнула, как от укуса пчелы, и пение вмиг прекратилось. Она напряглась всем телом, однако уже спустя мгновение, когда лейтенант поднял голову и утер губы, обагренные кровью от дьявольского поцелуя, расслабилась.

Сонно посмотрев на него, Элеонор сказала:

— Но эта песня такая грустная. — Она провела кончиками пальцев по его залитой слезами щеке. — Давай я сыграю тебе что-нибудь более веселое.

Часть IV

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Гляжу на небо и мольбу

Пытаюсь возносить,

Но раздается страшный звук,

Чтоб сердце мне сушить.

Когда же веки я сомкну,

Зрачков ужасен бой,

Небес и вод, небес и вод

Лежит на них тяжелый гнет,

И трупы под ногой.

«Поэма о старом моряке»

Сэмюэль Тэйлор Кольридж, 1798

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

18 декабря, 9.00

Едва Майкл зашел в лазарет и начал топотать ботинками по полу, стряхивая снег, как Шарлотта моментально выскочила из комнаты и приложила к губам палец. Затем взяла его под руку и повела обратно к наружной двери.

— Не сейчас.

— Она в порядке?

— Состояние пока не фонтан, — ответила Шарлотта, натягивая перчатки. — У нее небольшой жар. Но я дала ей успокоительное и сделала укол глюкозы. Думаю, самое лучшее для нее сейчас — покой.