Книга «Волос ангела» - Василий Веденеев

— Чего ты так всполошился? Не бойся, если такое событие случится, то мимо тебя не пройдет… Ну, выросла немного семья, сам увидишь. Давай выкладывай: почему заволновался? Я же вижу. Или у тебя секреты завелись? Тебе, кстати, и самому пора бы семью завести.

— Заведу еще… — Анатолий сначала ослабил узел галстука, потом снял его совсем, повесил рядом с пиджаком. — Как-то неудобно говорить об этом, но ведь ты еще ни разу не был у меня дома, с тех пор как вернулся в Москву. Все-то тебе некогда, а теперь вот уезжаешь.

— Приеду… — заверил его Федор. — Ты до конца говори.

— Сестра у меня есть, Федя. Она добрая, хорошая девушка. Хотел тебя с ней познакомить, а теперь не знаю…

— Обязательно познакомишь! Вот приеду, и познакомишь. Скажи, чтобы, пока я не вернусь, замуж не выходила.

— Ты все шутишь.

— Почему, я серьезно…

Укладывать поленницы дров они закончили уже в полной темноте. Долго мылись холодной водой, поливая друг другу, потом пошли в дом.

Приложив палец к губам, осторожно ступая по старым скрипучим половицам, Федор повел Черникова к маленькой боковой комнатушке, приоткрыл дверь. Заинтригованный Анатолий заглянул через его плечо. Разметавшись на широкой кровати, крепко спал остриженный наголо худенький мальчишка.

— Заботу вот дал матери… — прошептал Греков. — Сергуня… Будет мне вместо младшего братишки, — он тихо прикрыл дверь. — Пойдем, чаем угощу.

— Ну, что нового? Как это дело с церквами? — поинтересовался Черников, садясь за стол у самовара. — Помог вам чем Диомид?

— Твоего попутчика поймали. Помнишь, ты мне рассказывал? Да, ты именно его тогда видел у дома Воронцова… Бывший жандармский ротмистр. Говорит сейчас без умолку. Жутко боится, что расстреляют, и рассказывает, рассказывает… А ночами пишет. Поспит немного — и опять к столу. Много интересного знает.

— А Юрий Сергеевич, Антоний?

— Антоний умер. По дороге в лазарет скончался. Ваня Дмитриев его в машине вез… А Саша Жуков погиб. Мечтал преступность ликвидировать и стать летчиком. Теперь уже не станет… Я иногда думаю, будут ли помнить о нас те, кто придет потом, поймут ли наши мечты, нашу жизнь? Нет, идеалы, конечно, останутся, но люди, наверное, изменятся. Они, потомки наши, будут сыты, обуты, одеты, не будут знать войн и тифа, голода и полевых лазаретов, может, и преступность ликвидируют, как мечтал Саша Жуков. Но поймут ли нас, тех, кто был до них? Не покажемся ли мы им какими-то наивными, что ли, или фанатиками?

— Нет, не покажемся. Поколение передаст поколению свою веру, честность, убеждения. Может, твой Сергуня достигнет того, о чем мечтал Саша Жуков, станет летчиком или полетит в стратосферу. Я уверен, что его жизнь будет лучше и чище нашей… Про Юрия Сергеевича ты, я вижу, молчишь. Что же, не стану расспрашивать, останусь со своими догадками и буду ждать, когда станет можно рассказать об этом. Очень бы хотелось написать книгу о всех вас: о тебе, о Викторе Петровиче, о Гене Шкуратове, Жоре Тыльнере, о погибшем Саше Жукове, об Айворе Яновиче… Да и о врагах тоже, чтобы все знали, какие они были, наши враги. Не буржуи с подкладным пузом из ваты, как их показывают комсомольцы из агитбригад, а настоящие, некарикатурные, враги нашей власти. Но больше, конечно, о вас.

— Героев из нас будешь делать? — усмехнулся Федор.

— Героизм зачастую лучше виден со стороны… Скажи хотя бы, какова судьба похищенных древних икон? Удалось их спасти? Молчишь. Значит…

— Ничто ничего не значит, друг мой Толя! Забудь пока обо всей истории, положи свои записи до лучших времен на дальнюю полку и жди… Помнишь, как у Шекспира: «Прошу вас всех — как до сих пор об этом вы молчали, так вы и впредь храните это в тайне…»

— «Гамлет», акт первый! Ты думаешь, у истории с иконами будет продолжение?

— Не знаю… Давай лучше пить чай!

* * *

Бывший хозяин роскошного кабинета в одном из петербургских особняков сидел в темном автомобиле, стоявшем в стороне от шумных портовых причалов. Брезгливо оттопырив нижнюю губу под ставшими уже почти совсем седыми усами, он пристально всматривался в морскую даль, держа в руке длинную горящую сигару.

В бухту медленно входил большой пароход, ведомый к причалу чумазыми портовыми буксирами.

Сунув сигару в рот, бывший хозяин роскошного кабинета не глядя протянул руку в сторону. Услужливый молодой человек в строгом костюме вложил в нее сильный бинокль.

— «Куин Элизабет»… — поднеся бинокль к глазам, прочел название парохода пожилой джентльмен. — Наш груз на нем, Чарльз?

— Да, сэр, — почтительно откликнулся молодой человек.

— Отменно, Чарльз, — продолжая рассматривать в бинокль пароход, процедил бывший хозяин роскошного петербургского кабинета. — Я всегда был уверен, что операция «Волос ангела» увенчается успехом!

— Да, сэр.

— Какие новости от моего старого друга? — опустив бинокль, пожилой джентльмен небрежно стряхнул длинный столбик серого пепла с сигары.

— Он прибыл в известный вам адрес на юге России, сэр. Вчера получено подтверждение.

— Хорошо… — выцветшие, некогда орехового цвета глаза пожилого джентльмена уперлись в лицо молодого человека. — Наверное, он сильно изменился за прошедшие годы… Когда-то, много лет назад, еще в Петербурге, я обещал ему встречу в моем имении. Да, Саггиль-кина-уббид — заклинатель, благословляющий Бога и царя…

— Простите, сэр? — не понял последней фразы молодой человек.

— Ничего, Чарльз. Это так, некоторые воспоминания… Распорядитесь, чтобы груз приняли со всей бережностью и доставили лично мне. Он стоит того. Новое задание для нашего, теперь уже общего, друга подготовлено?

— Да, сэр.

— В таком случае отправляйте ему инструкции. Операция «Волос ангела» должна продолжаться. И свяжитесь с экспертами аукционов. Посмотрим, кто больше предложит за трофеи моего старого друга. Я, пожалуй, поеду — нет нужды ждать, пока эта старая калоша пришвартуется. Не забудьте, иконы старых русских мастеров теперь на вашем попечении, Чарльз!..

* * *

Готовясь к отъезду, он много и напряженно работал: часами читал протоколы, изучал документы, внимательно наблюдал на допросах за поведением задержанных, особенно Юрия Сергеевича, стараясь поскорее впитать в себя его манеру говорить, курить, двигаться, в точности перенять все его жесты, характерные словечки, скопировать походку, улыбку, почувствовать себя старше, принять чужой облик и научиться думать и поступать так, как думает и поступает тот человек, которым ему теперь предстоит стать.

Вечерами Федор и Айвор Янович долго говорили, и эти беседы каждый раз были для Грекова похожи на строжайшие экзамены, с неожиданными каверзными вопросами, бесконечным проигрыванием всех возможных ситуаций, скрупулезной проверкой знания языка, мельчайших подробностей биографии Базырева — Глазова — Грира — Бакли, мгновенным и безошибочным узнаванием по фотографиям всех его знакомых, улиц и площадей городов, в которых тот хоть раз бывал или подолгу жил, проверкой знаний литературы о древних шумерах, уточнением деталей — например, какого цвета был ковер в кабинете петербургского особняка, где проходила последняя встреча Базырева с одним из руководителей разведки Империи в дни октября семнадцатого года, или — какого числа, в какое время встретился Базырев у церкви Симеона Столпника в Москве с доверенным лицом хозяина кабинета.