Книга Старая сказка - Кейт Форсайт

Быть может, ее отец испугался колдуньи? Тогда Маргерита вполне понимала его. Она и сама боялась ведьмы. Даже сейчас, спустя столько лет, она смотрела на прибывающую луну с ужасом, от которого у нее холодело в животе, хотя приход La Strega означал еду, компанию и беседу.

Или же родители решили отдать ее, потому что понимали: рано или поздно их дети повзрослеют, и им придется самим искать свой путь в этом мире, и к тому, что La Strega забрала ее, они отнеслись, как к неизбежному злу? Они могли отдать ее в услужение, или в ученицы, или отправить в монастырь, или же со временем выдать замуж — но все это было бы все той же неволей, только в разных формах. Она разбиралась в таких вещах, потому что La Strega часто говорила ей о том, как Маргерите повезло, ведь она избежала подобной участи.

Ни на один из этих вопросов ответов у нее не было. И расспросить колдунью Маргерита тоже не могла, поскольку любое упоминание о ее настоящих родителях приводило ведьму в ярость. Она могла задавать вопросы только самой себе и пытаться понять.

Вот такие мысли не давали Маргерите покоя, пока она перебирала струны лютни и пела.

И тут снизу раздался голос:

— Петросинелла, опусти свои косы и дай мне подняться по золотой лестнице.

От неожиданности Маргерита едва не свалилась с подоконника, и лютня выпала у нее из рук. Она машинально посмотрела на луну, но стоял белый день, и в небе сияло солнце. «Но ведь колдунья ушла только сегодня утром, и она никогда не возвращается раньше времени», — подумала Маргерита.

— Петросинелла, опусти свои косы и дай мне подняться по золотой лестнице.

Голос был глубоким и сильным. И девушке показалось, что в нем звучат нотки сдерживаемого смеха. Это явно не La Strega. Но кто еще это может быть?

Страх и недоумение заставили ее сердечко забиться чаще. Маргерита выпростала волосы из-под серебряной сеточки и, прижавшись к стене, намотала один конец косы на крюк, вбитый в камень, а потом сбросила шелковистую массу вниз, в узкое окно. Через несколько мгновений она ощутила, как кто-то ухватился за них, и стиснула зубы, когда неизвестный начал подниматься. От каждого рывка на глаза у нее наворачивались слезы. Она обеими руками вцепилась в волосы возле самых корней, стараясь хоть как-то ослабить натяжение. Рывок, рывок, еще один. Боль стала невыносимой. И вот, когда она решила, что больше не выдержит и закричит, неизвестный добрался до подоконника. Маргерита, прижав руки ко рту, попятилась от окна. Перед нею стоял абсолютно незнакомый ей мужчина.

Он был высок, с черными вьющимися кудрями и живыми черными глазами. На нем были плотно облегающие рейтузы, расшитые золотой нитью, приталенный дублет с широкими рукавами, в разрезах которых виднелась прозрачная белая ткань сорочки, и бархатный берет, украшенный богатой вышивкой. Он окинул быстрым любопытным взглядом Маргериту, ее косу, намотанную на крюк и сбегавшую вниз по подоконнику, крошечную комнатку с узкой кроватью, сидячую ванну, яркий ковер и камин с козырьком, в котором тлели оранжевые угли, отметив полное отсутствие двери или лестницы.

— Милосердная Дева Мария, что все это значит? — пожелал узнать он.

Но Маргерита лишь смотрела на него во все глаза и молчала. Когда он шагнул к ней, она испуганно отпрянула, выставив перед собой руку.

— Не бойся. Я не причиню тебе зла. Мне просто стало любопытно. — Он говорил негромким и мягким голосом, больше не пытаясь приблизиться к ней. — Мы проплывали мимо, вверх по озеру, и я услыхал пение. Боже, что это было за пение! Оно меня очаровало. Поэтому, когда мы прибыли в порт, я сказал своим людям, что намерен вновь отправиться на север. Я подумал, что мой дядя должен непременно заполучить обладательницу такого голоса для своей concerto delle donne. Но они отнеслись к моим словам без особого восторга, так что мне пришлось сделать вид, будто я отправился на охоту.

Он с сожалением развел руки в стороны. На пальце у него сверкнул перстень со щитом, на котором геральдическим узором алели пять камней.

— Но наши расспросы в деревне ни к чему не привели — певицу не знал никто. Кто-то из жителей сказал, что в озере появилась сирена, которая заманивает рыбаков в пучину, где они и находят свою погибель. Ведьма, которая обитает в старой заброшенной башне, а в полнолуние обращается волком, сказал другой. Богиня, которая гуляет по лесу, напевая и собирая цветы для своей усыпальницы, заявил третий. Но большинство уверяло, будто все это мне почудилось. Но разве мне показалось, что этот таинственный голос выводил колыбельную, которую пела мне нянечка? — Он взял несколько нот, а потом запел: «Farfallina, bella e bianca, vola vola…»

Маргерита хранила молчание, хотя сердечко ее затрепетало в груди, как заяц, заслышавший звук охотничьего рога.

Спустя мгновение он продолжал:

— Вот я и пришел сюда прошлой ночью в надежде увидеть девушку, чей голос не дает мне покоя. И что же я вижу? Башню без двери и женщину, которая просит сбросить ей золотую лестницу. И чьи-то косы каскадом обрушиваются вниз, превращаясь в веревочную лестницу чистейшего червонного золота. Ну вот я и решил, что непременно должен подняться по этой лестнице и посмотреть, куда она ведет. Ты ведь на моем месте сделала бы то же самое, верно?

Разговаривая, незнакомец расхаживал по комнате. Он то и дело брал в руки разные предметы, вертел их, рассматривая, и ставил на место. Он отдернул занавеску, заглянув в отхожее место, наклонился и приподнял толстую косу, взвешивая ее на руке. Он старался не приближаться к Маргерите и говорил беззаботным дружеским тоном, словно они были знакомы вот уже долгие годы. Но девушка молчала, глядя на него широко раскрытыми глазами и едва осмеливаясь дышать. На поясе у юноши висел кинжал, а под облегающими рейтузами на бедрах и лодыжках перекатывались бугры мускулов.

Он встретился с нею взглядом.

— Не бойся. Я не причиню тебе зла, честное слово. Как тебя зовут? Неужели взаправду Петросинелла? Разве оно не означает «маленькая петрушка»? Что ты делаешь в этой старой сторожевой башне? Как ты сюда входишь и как выходишь отсюда?

— Никак, — хриплым голосом прошептала Маргерита.

— Надо же, она, оказывается, умеет говорить! — Незнакомец сделал вид, будто готов упасть в обморок от изумления. — А я уж было решил, что ты — немая. Ну так ответь мне, пожалуйста! Это ведь ты пела?

Маргерита кивнула.

— У тебя поистине замечательный голос! Но ты, наверное, и сама знаешь об этом. Если бы ты слышала, как он разносится над водой в сумерках, когда в голубой дымке видны вершины гор, которые, кажется, плывут на землей, а на небе восходит полная луна… Волшебное зрелище. Чарующее. Я непременно должен поведать обо всем дяде, чтобы он попробовал воссоздать эту сцену дома. Разумеется, озера у нас нет — одна только река, зато очень красивая. Может быть, на закате стоит посадить в лодку молоденьких девушек, которые играют на лютнях и поют. Это твой инструмент?

Маргерита снова кивнула. Он наклонился, взял лютню в руки и стал внимательно ее рассматривать.