Книга Дефолт совести - Александр Смоленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уж непременно, – невозмутимо ответил Гудвин. – Но сейчас речь уже идёт не о вашей инициативе, а о задании. Так что работайте, Зубр. Щипайте свою травку.
В трубке пошёл непрерывный сигнал отбоя.
– Вот и поговорили. Мерзавец, – вдогонку отключённому абоненту бросил Зубр.
Ещё минут десять он метался по уснувшей квартире, словно разъярённый зубр в загоне. Разговор с шефом службы безопасности Блейка основательно вывел Юрия Титовича из равновесия. Что-то слишком много тот стал брать на себя. И вообще, странно, что в последнее время связь с Корсаром почему-то всё чаще и чаще осуществлялась не напрямую, а исключительно через Гудвина.
Неужели Блейк опять слёг? И возможно, окончательно?! Отдаёт последние указания? Ведь выборная тема уже добрый десяток раз всплывала в их разговоре. Это он, Зубр, давно убедил Корсара, что 2008 год для них бесперспективен, нужно думать о будущем. Почему же сейчас Гудвин вновь отдаёт приказания, когда машина уже запущена? Может, Корсар и здесь стал подозревать Зубра в неком неповиновении? И что это вдруг сейчас будто жареный петух клюнул? Срочно запускай кандидата.
Уже отходя ко сну, учёный муж Юрий Титович Егоров успел подумать о том, что Россия вообще так и не научилась выбирать. Да и реальных выборов в ней, по сути, как не было, так и не ожидается. То лидера вносит в Кремль волна народной эйфории, то народу находят преемника... Блейк далеко не дурак и наверняка думает также. Ведь после тех далеко не самых трудных усилий, когда Западу удалось протолкнуть в лидеры Холмова, никаких усилий в этом направлении не предпринималось. А тут пожалуйста, быстрей, быстрей! Может, пользуясь полным доверием одряхлевшего Корсара, Гудвин ведёт свою игру? Пит фигура, конечно, сильная. Но не самостоятельная! Неужели, предчувствуя уход со сцены Корсара, он решил стать «слугой двух господ»?! Но тогда чьим слугой? Ясно одно: празднование юбилея фонда обернулось серьёзными тектоническими подвижками в головах иерархов. Это уже серьёзно.
Ворочаясь в кровати, Зубр никак не мог отключиться от дум. Он то и дело вскакивал по какой-нибудь надобности. То бежал на кухню, то к стеллажам, чтобы уточнить всплывшую в памяти цитату, то взбивал подушку, которая неожиданно казалась ему излишне жёсткой. Причины такого нервического состояния лично ему были понятны, хотя Егоров не хотел себе в них признаваться.
Для него президентская гонка, особенно не эта, а будущая, была предметом серьёзной внутренней ломки. Новое задание унии очень кстати прозвучало в унисон с его потаёнными устремлениями, которые он, естественно, не собирался обсуждать на уровне Гудвина. Минувшие годы, после того как Юрий Титович ушёл из большой политики, он был крайне озабочен тем, что демократические завоевания начала девяностых и связанные с ними надежды россиян стали таять на глазах. По его мнению, нынешняя, да и предыдущая «кремлёвская команда», все больше и больше скатывалась к методам управления Политбюро. И это Егорову было очень обидно. Если не сказать больше – больно! Ведь он считал себя одним из пионеров демократических преобразований в России. Помимо того, будучи болезненно самолюбивым, как герои-мальчишки из книг далёкого детства, он никак не мог простить Кремлю и «семье», что его слишком рано практически вынудили навсегда отказаться от политических притязаний.
Но кто спрашивает актёра, какую звёздную роль он желал бы исполнить?! Не «кушать подано» всю жизнь, в самом деле? А ведь у него была такая роль! Всю свою сознательную жизнь Егоров с маниакальным упорством лелеял надежду занять пост первого лица государства. Пророка в своём отечестве. Он бы довёл в стране демократические преобразования до логического конца. Не остановился бы, как Уралов, последствия чего страна хлебает до сих пор.
Куда там! Выбор пал на тёмную лошадку. Хотя сегодня Зубр не мог не признать того факта, что «лошадка» оказалась весьма прыткой. Однако это обстоятельство никак не могло приглушить глубоко засевшее где-то в подсознании желание поквитаться за былые обиды. И вот теперь, вольно или невольно, Корсар воскресил в нём дремлющую страсть. Зачем искать какого-то лидера?! Вот он! Битый-перебитый, несгибаемый, не останавливающийся ни перед чем Егоров.
Егоров сбросил халат на постель и предстал перед зеркалом почти нагишом. Осматривая в который раз своё ещё совсем недавно рыхлое тело, он, видимо, остался доволен собой. Он мгновенно представил концепцию своей предвыборной кампании, которую построит, как любят говорить, «от противного».
Помните, как плевали в него? Помните «трудности переходного периода»?
Помним, скажет народ.
Так благодаря кому вы всё это получили?
Нашему президенту, скажет народ.
А спросите президента, смог бы он вам это дать, если б не было его, Егорова?
Тут мысли Юрия Титовича несколько замкнулись. А как, собственно, живёт сейчас народ? Правительство говорит – хорошо живёт. Народ не спорит. Значит, аргумент, с кого всё пошло, беспробойный...
Увлёкшись, он поймал себя на мысли, что спать совершенно расхотелось.
Ещё не так давно, будучи во власти, он всерьёз считал, что возглавлять страну, которую сильные мира сего полощут как половую тряпку, считая её лишь своим сырьевым придатком, крайне унизительно.
Как же быстро меняются людские взгляды!
Сначала человек просто отказывается от первой детской мечты. По сути, это его первое в жизни предательство. Такое малюсенькое, всего лишь размером с букашку, безобидное предательство. Но поздно – брешь пробита. Потом он вместо лингвистического поступает на экономический, потому что так велят родители.
Потом он... Впрочем, к чему всё перечислять и обижать самого себя? Тем более что каждый про себя знает всё. Только признаться не может, что его жизнь соткана из бесконечной череды предательств. Даже если их обозвать скромнее. Уступками, например.
И всё-таки любая измена имеет свой предел, подумал Егоров, имея в виду прежде всего себя. Можно изменить юношеским идеалам и мечтаниям, любимой женщине, другу, наконец. Но предавать родную мать, свою родину, нельзя! Измену можно простить, если ты вовремя успел покаяться. Но если ты опоздал, то пощады не жди! Судьба обязательно отомстит за фарисейство.
Боже! С такими мыслями желать власти? Стремиться к ней?
Его в последние годы окончательно замучили угрызения совести, порождая подобного рода банальные, на первый взгляд сентенции. Но кто сказал, что банальное – это примитивное? Напротив, скорее именно банальные идеи стоят ближе к истине. Только кто в нём сейчас с кем спорит? Зубр с Егоровым? Или остатки того, что жило в нём, с обоими сразу? Так недалеко и до окончательного раздвоения личности.
С одной стороны, спорил Егоров, в котором по-прежнему жил неистребимый инстинкт властолюбия, неутолимое желание быть ключевым игроком на поле политических баталий, а не лузером, которым он слыл в детстве. И конечно, жажда отмщения. В его понимании – справедливости.
С другой стороны, спорил Зубр, заложенный в нём генетический код истинного российского интеллигента заставлял думать и искренне беспокоиться о судьбах России. Зубр считал, что его страна всей своей многотрудной историей никак не заслуживает того, чтобы быть униженной, позволяющей безнаказанно и цинично диктовать ей извне чужую волю. После долгих и мучительных размышлений Зубр всякий раз приходил к единственному для себя возможному компромиссному решению: воспользовавшись огромными финансовыми ресурсами фонда, дать России ещё один шанс. Чтобы страну возглавил человек, который был бы умён, образован, наделён политической волей, независим в финансовом плане и целеустремлён. Строго говоря, президент во многом подпадал под его личные критерии. Помимо одного. Он ввёл, по мнению Зубра, в стране олигархический – чиновничий строй, где любой человек всего лишь пешка. Егоров мог бы повести страну в ином направлении, но размышляя над этим всерьёз, вольно или невольно приходил к заключению, что и у него уже не хватит силёнок. Поезд ушёл. А других стоящих кандидатов он и не видел. Поэтому задание Блейка его тайный эмиссар пока выполнял спустя рукава. Хотя в рапорте, который он минувшим вечером отправил Корсару, содержались компромиссные положения. С нетерпением дождавшись утра, Зубр уже знал, что делать. Вот кто ещё сможет составить хотя бы видимость конкуренции на выборах! Вспомнив о бывшем главном банкире страны Ященко, Зубр невольно улыбнулся, потому что тут же припомнил и анекдот, который ходил в те времена об этом опытном, умном и, главное, изворотливом банкире. Звучал анекдот примерно так: «Председатель Центрального банка В. В. Ященко награждён орденом „За заслуги перед Отечеством“ третьей степени. Ященко удостоен этой награды за большой личный вклад в развитие банковской системы. Сумма вклада не уточняется».