Книга Женщина со шрамом - Филлис Дороти Джеймс

Я не испытываю жалости ни к одной из моих жертв. Рода Грэдвин уничтожила истинный талант и причиняла боль и горе многим ранимым людям, а Робин Бойтон был настоящий овод, незначительное, немножко забавное ничтожество. Сомневаюсь, что о ком-то из них станут горевать или хотя бы скучать.

Вот и все, что я должна сказать. Хочу лишь ясно и четко добавить, что все, что я совершила, я делала одна. Я никому ничего не говорила, ни с кем не советовалась, ни у кого не просила помощи и никого не вовлекала ни в свои действия, ни в последующую ложь. Я умру без сожалений и без страха. Оставлю эту пленку там, где могу быть полностью уверена, что ее найдут. Шарон расскажет вам свой вариант этой истории, а правду вы и так уже подозревали. Надеюсь, у нее все сложится хорошо. Что до меня, у меня нет ни надежды, ни страха».

Дэлглиш выключил плеер. Все трое откинулись на спинки стульев. Кейт заметила, что дышит глубоко, словно приходя в себя после тяжкого испытания. Не говоря ни слова, Дэлглиш принес из кухни и поставил на стол кофеварку, а Бентон разлил кофе по трем чашкам и подвинул на середину стола сахар и молоко.

— Если учитывать то, что сообщил мне вчера вечером Коксон, чему в этом признании мы можем верить? — спросил Дэлглиш.

Подумав с минуту, Кейт ответила:

— Мы знаем, что она действительно убила мисс Грэдвин. Это доказывает хотя бы один факт: никому в Маноре не было сообщено, что мы обнаружили доказательство использования латексных перчаток, которые затем были разрезаны и спущены в унитаз. И смерть эта не была непреднамеренным убийством. Никто не пойдет к жертве, надев перчатки, если цель прихода — всего лишь напугать эту жертву. Кроме того, мы имеем нападение на Шарон. Это не могло быть притворством. Она собиралась ее убить.

— Разве? — возразил Дэлглиш. — Не уверен. Она убила и Роду Грэдвин, и Робина Бойтона и объяснила нам свои мотивы. Вопрос в том, поверят ли коронер и его коллегия присяжных, если он станет проводить следствие с присяжными, в истинность этих мотивов?

Теперь заговорил Бентон:

— Разве сейчас мотив будет иметь значение, сэр? Я хочу сказать, он имел бы, если бы дело слушалось в суде. Мотив нужен присяжным — и нам тоже. Но вы всегда говорили, что физические доказательства, неопровержимые факты, а не мотивы, решают дело. Мотив всегда остается загадочным. Мы не способны заглянуть в чужой ум. Кэндаси Уэстхолл привела нам свои мотивы. Они могут выглядеть неадекватными, но мотив убийства всегда кажется таким. Не вижу, как мы могли бы оспорить то, что она говорит.

— Я этого и не предлагаю, Бентон, во всяком случае, не предлагаю оспорить это официально. Она ведь сделала то, что по сути является предсмертным признанием, заслуживающим доверия, подтвержденным доказательствами. Главная трудность для меня лично — верить ее признанию или нет? Это наше расследование нельзя назвать особенно успешным. Оно уже закончено или скоро закончится — после коронерского следствия. Но осталось несколько странностей, связанных со смертью Робина Бойтона. Давайте-ка сначала послушаем ту часть пленки еще раз.

Бентон не устоял перед соблазном высказаться:

— Зачем ей надо было все это снова рассказывать? У нас уже есть ее показания о подозрениях Бойтона и о том, что она решила поводить его за нос.

— Похоже, ей надо было записать это на пленку, — сказала Кейт. — И она гораздо дольше описывает, как умер Бойтон, чем то, как умирала Грэдвин. Она что, пытается отвлечь внимание отчего-то более важного, чем нелепое подозрение Бойтона по поводу морозилки?

— Думаю, да, — ответил Дэлглиш. — Она делает решительно все, чтобы никто не заподозрил подлога. Поэтому ей было так важно, чтобы пленку обязательно нашли. Оставить ее в машине или на куче одежды на берегу означало бы рисковать, что пленка потеряется. Поэтому она умирает, зажав кассету в руке.

Бентон поднял глаза на Дэлглиша:

— Вы предполагаете оспорить ее признание, сэр?

— Какой в этом смысл, Бентон? У нас могут быть личные сомнения, наши собственные теории о мотивах, и они могут быть вполне рациональными, но их подтверждают лишь косвенные свидетельства, и ни одно из наших соображений доказать мы не сможем. Невозможно ни допросить мертвых, ни предъявить им обвинение. Вероятно, это самонадеянность — потребность выяснить правду.

— Нужно немалое мужество, чтобы умереть с ложью на устах, — заметил Бентон. — Впрочем, наверное, это вмешалось мое религиозное воспитание. Это со мной случается — в самое неподходящее время.

— У меня на завтра назначена та встреча с Филипом Кершо. Официально, при том, что мы получили пленку с предсмертным признанием самоубийцы, расследование закончено. Вы сможете быть свободны завтра, во второй половине дня.

Он не добавил: «И возможно, ко второй половине завтрашнего дня расследование закончится и для меня самого». Это дело вполне может оказаться для него последним. Он мог бы пожелать, чтобы оно закончилось иначе, но по крайней мере еще оставалась надежда, что оно закончится выяснением правды — настолько, насколько все, кроме Кэндаси Уэстхолл, могли надеяться ее выяснить.

7

В пятницу, к середине дня, Кейт и Бентон распрощались с обитателями Манора. Джордж Чандлер-Пауэлл собрал всех вместе в библиотеке, и все обменялись рукопожатиями с полицейскими, кто-то бормотал себе под нос какие-то прощальные слова, кто-то произносил их четко и ясно, с разной степенью искренности, — во всяком случае, Кейт воспринимала это именно так. Она понимала, не испытывая неприязни, что с их отъездом атмосфера Манора покажется всем им заново очистившейся. Скорее всего это групповое прощание было устроено мистером Чандлером-Пауэллом для того, чтобы проявление необходимой вежливости прошло без излишней суеты. Гораздо более тепло они попрощались с хозяевами Вистерия-Хауса, где Шепарды обошлись с ними, как если бы они были их частыми и желанными постояльцами. Во время любого расследования встречались места и люди, которые надолго оставались счастливым воспоминанием, и для Кейт Шепарды и их Вистерия-Хаус оказались как раз такими.

Она знала, что Дэлглиш часть завтрашнего утра будет занят беседой с сотрудником коронера и прощанием с начальником дорсетской полиции, которому он обязательно выразит свою благодарность за помощь и сотрудничество, оказанные дорсетскими полицейскими, особенно К-Д Уорреном. Потом он собирается поехать в Борнмут — беседовать с Филипом Кершо. Он уже официально попрощался с мистером Чандлером-Пауэллом и обитателями Манора, но ему придется вернуться в Старый полицейский коттедж — забрать свои вещи. А сейчас Кейт попросила Бентона остановиться там и подождать в машине, чтобы она смогла убедиться, что дорсетская полиция забрала оттуда все свое оборудование. Кейт не сомневалась, что ей не придется проверять, все ли чисто на кухне, а поднявшись наверх, увидела, что с кровати все снято и постельное белье аккуратно сложено. В те многие годы, что они с Дэлглишем работали вместе, она каждый раз испытывала укол ностальгического сожаления, когда заканчивалось очередное расследование и то место, где они собирались и сидели, беседуя, по вечерам, в конце концов оказывалось покинутым. Каким бы кратким ни было их пребывание там, для Кейт оно всегда становилось символом домашнего тепла. Дорожная сумка Дэлглиша стояла внизу, уже упакованная, и Кейт поняла, что следственный чемоданчик должен быть с ним, в машине. Единственным оставшимся предметом оборудования, который следовало увезти, был компьютер, и, поддавшись порыву, она ввела свой пароль. На экране высветилось единственное послание — e-mail: