Книга Берег Скардара - Владимир Корн

Затем мой взгляд упал на приговор, отложенный в сторону, на котором еще не было вердикта.

«Эрих Горднер, — прочитал я, — урожденный дворянин, барон, тридцати девяти лет, обвиняется в заговоре».

Сомнений быть не могло, это тот самый Горднер. Не мог он принимать участие ни в каком заговоре. Что я только что подумал о неизбежности ошибок? Но даже если это и так, у него будет возможность исправить если не чужую, так свою ошибку.

— Янианна, — заявил я, — этот человек нужен мне живым. Проси что хочешь, я пообещаю все что угодно, но он мне нужен.

Я уже приобрел в ста пятидесяти лигах от столицы поместье Доренс. Там и строения были подходящие: большой дом, чуть ли не замок, обнесенный высокой стеной. Ландшафт именно такой, что нужен: густой лес, река, близкие горы, недалеко расположен заброшенный форт. Словом, все, что необходимо. И уже начал собирать людей. И инструкторов, и учеников.

— Ты хочешь, чтобы эти люди были как «дикие»? — спросила она, выслушав мои объяснения.

— Я хочу, чтобы умения «диких» были только частью их подготовки. В Доренсе будут собраны лучшие учителя и самые способные ученики. Каждый из них станет непревзойденным мастером во всем, в чем только можно. Но Горднер нужен мне не для того, чтобы научить их махать остро отточенными железяками. Он сможет дать им главное — научиться жертвовать жизнью ради того, что они считают для себя святым.

И еще я подумал, но не стал произносить вслух: «Если бы не Горднер, мы бы не были сейчас вместе…»

В расположенную на острове посреди реки Арны тюрьму Нойзейсед заключали особо опасных преступников, и поэтому на мерах предосторожности здесь не экономили. Мы спустились всего на два этажа вниз, а в голове уже шумело от грохота бесконечных открываемых и закрываемых дверей и скрежета замков. Запах в коридорах Нойзейседа стоял еще тот, и очень хотелось извлечь из кармана надушенный платок и прижать его к носу. Но вот наконец и нужная нам камера с толстой решеткой, заменяющей одну из стен.

Свободны, господа тюремщики, и не следует вертеться на глазах, все равно не успеете. Вы даже представить себе не можете, какой это воин, барон Эрих Горднер.

Было темновато, и казалось, что Горднер ничуть не изменился.

— Здравствуйте, господин барон. Рад видеть вас снова.

Эрих прищурился от света масляной лампы, которую я принес с собой.

— Здравствуй, Артуа. И как мне теперь тебя величать? Не сомневаюсь, что с той поры, как мы с тобой расстались, в твоей жизни многое изменилось.

— Да, это действительно так, Эрих. Но звать меня можно по-прежнему, как и привык, — Артуа.

— Зачем пожаловал, по-прежнему Артуа?

Голос барона звучал не насмешливо, он был голосом смертельно уставшего человека.

— За вами, господин барон, за вами.

— Надеюсь, это не ты должен лишить меня того, чем я нисколько не дорожу?

— Нет, Горднер, лишить я хочу тебя только одного — этой вонючей камеры. А вот дать смогу многое, если ты согласишься взять, конечно.

— И что ты можешь мне предложить?

Помню, я сам задал примерно такой вопрос Горднеру. Господи, как же давно это было. Кажется, миновала целая жизнь, если не считать, что прошло всего пять лет.

— Прежде всего свободу. И интересную работу. Но свободу в обмен на то, что ты согласишься работать со мной. Других вариантов нет.

— Свобода — это такое сладкое слово, Артуа. Знаешь, здесь были посетители и до тебя, и слова их звучали похоже. Но я не хочу скрываться весь остаток жизни. Как волк, на которого идет большая охота. Пойми меня правильно, Артуа.

Голос Горднера звучал устало. Казалось, он не испытывал никакой радости от того, что, стоит ему сказать «да», и он покинет эту вонючую камеру за несколько дней до казни.

— Тебе не придется ни от кого прятаться, Эрих. Яна дала согласие на твое освобождение.

— Яна? Ты сказал — Яна? Вот теперь все встает на свои места. Я так и знал, что это не может быть совпадением, слишком уж редкое у тебя имя.

Горднер расхохотался, и это было для меня непривычно. За все время, что я его знал, он и улыбнулся-то не более трех раз.

— Я очень хорошо помню момент, когда увидел тебя в первый раз, — сказал он сквозь смех. — Ты стоял посреди комнаты весь в крови и смотрел на нас, вошедших, чтобы тебя спасти, и взгляд у тебя был… Господи, у тебя был виноватый взгляд. Ты как будто бы извинялся за то, что тебе пришлось убить тех четверых, которые сами пытались убить тебя и которые загубили не меньше сотни невинных человеческих душ. Виноватый Артуа!

Горднер резко оборвал смех и спросил совершенно серьезно:

— Какую работу ты хочешь мне предложить?

— Я хочу, чтобы ты научил моих людей тому, чему когда-то научил меня, Эрих. Но здесь не самое подходящее место, чтобы обсуждать детали.

Мы сидели в лучшей ресторации Дрондера и разговаривали о многих вещах.

При ярком свете изменения, произошедшие с Горднером, стали заметны. Он похудел, запали глаза, усы утратили щегольской вид, стала заметна седина на висках. Только выражение глаз осталось прежним, выражение битого жизнью волчары, которого невозможно уже ничем удивить. Правда, один раз мне это удалось, так что, глядишь, и снова получится.

И все же, несмотря на свой неприглядный вид, потрепанный наряд и отсутствие шпаги, отношение к себе он вызывал уважительное. И дело было не во мне, которого здесь все знали. Уйди я, и ничего не изменится, абсолютно ничего. Потому что собаки отлично чувствуют запах волка, что же тогда говорить об овцах? Так что будут у меня, господин посол, нужные мне люди, пройдет совсем немного времени — и они у меня обязательно будут. Ведь у меня есть Эрих Горднер.

Но и это еще не все, господин посол. Есть еще кое-что, и сейчас я это продемонстрирую.

Я поднялся на ноги и взял со стола вещь, принадлежавшую Мейнту. Изящный футляр со многими необходимыми, по его мнению, предметами. Их там целый набор. Множество щипчиков, пилочек, ножниц для заусенцев, еще какая-то дребедень подобного назначения, небольшое зеркальце. Такие футляры — последняя мода среди столичной аристократии, самый ее писк. Правда, содержимое могло быть самым разным.

Перевернув футляр, я увидел клеймо ювелира Альбрехта Гростара. Кто бы сомневался, слишком уж красивым он выглядел. И когда это Гростар все успевает, обязательно надо будет поинтересоваться.

— Бывают в жизни такие ситуации, господин Мейнт, когда сидит себе человек, отдыхает или, наоборот, весь занят работой, и вдруг — бац!

С этими словами я поставил футляр на небольшой стол, стоявший в стороне от того, за которым сидели все.

Бац произошел через мгновение после того, как я отнял от футляра руку. Встрепенулась легкая прозрачная занавеска, прикрывающая распахнутое окно, и футляр мгновенно исчез со стола. А на стене, напротив него, образовалось отверстие от вошедшей в нее пули. Звука от выстрела не ждите, его не будет.