Книга Увиденное и услышанное - Элизабет Брандейдж

бокалами, с сигаретами и непроницаемыми лицами, как писатели на книжных обложках. А вот ее отец, молодой, стройный, одетый как профессор – твидовый пиджак, носки в ромбик, туфли без шнурков. Есть в нем что-то такое – отстраненное, безразличное, выражение лица скорее высокомерное. Темные глаза, губы без улыбки. «Двойственность», – думает она.

Он правда был настолько несчастлив?

Может, она это домысливает. Или это ее собственная история про отца, та, которую она все это время сочиняла.

Под вечер у дверей останавливается грузовик с надписью «Братья Хейл» на дверце. Она выходит на крыльцо, прикрывая глаза от солнца.

– Вот, дров привез, – кричит шофер. – Куда вам сложить?

– Там, сзади. Кажется, я видела навес.

Он кивает и разворачивает грузовик, потом медленно проезжает мимо дома и паркуется. На пассажирском сиденье сидит еще один человек, неподвижный, и щурится. Она заходит в дом и встает у окна, глядя, как работает шофер, и его клетчатое пальто качается в такт движениям, он бросает в поленницу целые охапки дров. Второй дядька не выходит помочь, просто сидит и смотрит вперед в лобовое стекло.

Спустя час, уже на закате, шофер подходит к задней двери, держа дрова, как младенца.

– Мне сказали растопить печь.

– Да, прошу, входите.

Он проходит мимо в своем большом пальто, и она чувствует запах того, чем он занимался весь день: лошади, дым, сигареты, пот. Он снимает фетровую шляпу, засовывает ее в карман, утирает лоб рукавом и встряхивает примявшимися волосами. Она уже заметила его красоту и, когда его голубые глаза разглядывают ее, осознает, что так и стоит в старой форме и любимой футболке из колледжа, волосы собраны в неряшливый хвостик. Взгляд его останавливается на бутылке водки рядом с банкой.

– Веселитесь?

– Типа того.

– Холодно, да? Дайте посмотрим, что тут можно сделать. – Он садится на корточки перед печью – кладет дрова, мятые газеты, спички, – и все немедленно вспыхивает, оживает, теплое, желтое. Он закрывает дверцу и выдвигает заслонку. – Вот так и продержитесь.

– Ага, спасибо.

– Ну, да.

– Сколько с меня?

– Она обо всем позаботилась.

– Ладно.

Он снова смотрит на нее.

– Вы в порядке?

Она пожимает плечами.

– Что-то непохоже.

– Просто трудно находиться тут, вот и все.

– Кто-то уже давно должен был сжечь этот дом, – говорит он. – Я здесь вырос. Я Коул Хейл. Вы же меня не помните? А я присматривал за вами. Ну, когда мы были детишками. Знал ваших родителей. Ваша мама была очень добра ко мне.

Возвращаются осколки воспоминаний, мальчик в клетчатом пальто, грязные сапоги, дырявые носки.

Он отбрасывает волосы с лица, скорее по привычке, чем из необходимости.

– Вижу, вы совсем взрослая стали.

– И вы.

– Да, мэм. Только я старый.

– Насколько старый?

– Избавлю вас от кровавых подробностей.

Она мысленно посчитала.

– Тридцать девять, что ли?

– Типа того.

– Значит, не старый.

– Да это много лет, серьезно. Так быстро проходят. – Он улыбается ей, и все останавливается.

В банке осталось водки на дюйм, и она поднимает ее.

– Вы же это не будете, да?

– Нужно его домой отвезти. – Он кивает на грузовик. – Это мой брат Уэйд.

– Он в порядке?

– Воевал в Ираке, что называется, не без последствий.

– Да уж, тяжко.

– Мягко говоря, но с ним все уладится. А вы тут сами справитесь?

– Ага, нормально.

– Нормально – не значит хорошо, а, Фрэнни? Она качает головой.

– Кажется, я тебя помню, – говорит она.

– Вот и славно. Я тоже тебя помню.

Она стоит и ждет, что он ее обнимет, и, когда он это делает, ей хорошо в его сильных руках. Они стоят так с минуту, потом он надевает шляпу и направляется к двери.

2

Ему хочется сказать ей: «Я ждал тебя всю жизнь». Но такое никому не скажешь. Не говоря о том, что у нее, может быть, кто-то есть. Боже, она может даже оказаться замужем, хотя кольца он не видел. И ее красота все только осложняет. Он знает о красивых женщинах, что они всегда знают это о себе. Его бывшая жена пользовалась своей внешностью, будто автоматом Калашникова, но никогда не добивалась желаемого. Долгое время он думал, что в браке этого достаточно – он пытался сделать ее счастливой. Оказалось, нет.

Вполне предсказуемо брат спрашивает:

– Она милая?

– Ага. Вполне.

– Хорошенькая?

– И даже очень.

– Позвонишь ей?

– Нет, с чего бы вдруг?

– Да потому что хорошенькая. Обычно это вполне достаточная причина.

– Она тут всего на пару дней.

– Это не займет много времени.

– Ладно, Ромео. Я запомню.

Он выезжает на дорогу, выходит и подходит с другой стороны, чтобы высадить Уэйда из грузовика. Новая инвалидная коляска лучше, стоит своих денег, но они еще не до конца приспособились. Он толкает его вверх по пандусу и закатывает в дом.

– Ты там норм, капитан?

– Угу, лучше некуда. – Он качает головой, словно, блин, в жизни не слышал более глупого вопроса.

– Есть хочешь?

– Пиво.

– Что еще?

– Я не голоден, а вот от пива не откажусь.

– Хватит уже, Уэйд, нужно есть.

– Да я все понимаю, просто вот нет.

Он приносит брату пива.

– Что стряслось?

– Спасибо. Да как обычно.

– Мне нужно забрать Лотти. Сегодня моя очередь.

– Давай, я тут справлюсь. Поцелуй мою славную племяшку, хорошо?

– Там вот курица осталась, если проголодаешься.

Он уже увлекся передачей и небрежно машет Коулу.

В последний раз он был в том доме с Патрисией, когда им обоим минуло семнадцать.

После убийства его старый дом стал городской достопримечательностью, особенно популярной в Хэллоуин. Ребята проезжали мимо по дороге и иногда останавливались посмотреть в окна, а потом рассказывали, что видели призраков и бог весть что еще.

В ту ночь шел дождь. Он не хотел тащить ее к Райнеру, а у нее дома мать требовала, чтобы они держали дверь открытой. На ее скрипучей кровати с балдахином было особенно не развернуться. Они немного покатались по округе и в итоге приехали на ферму.

– Здесь никого нет, – пояснил он, – мы можем…

– Побыть одни.

Здесь уже все заросло. Сирень ползла по вагонке, и от ее запаха кружилась голова.

Она посмотрела на него.

– Думаешь, он это сделал?

– Не уверен.

– Трэвис так думает. И его отец тоже.

– Ты проводишь с ним слишком много времени.

– Мы просто друзья. Ты ревнуешь?

– Да.

Он помнит, как ей было приятно это признание.

Она стояла там в холле и внимательно слушала, и он притянул ее к себе и поцеловал, теряя терпение, стремясь раздеть ее, но она сказала:

– Нет, подожди. Я хочу сначала подняться. Посмотреть.

Он не смог остановить