Книга Шевалье де Мезон-Руж - Александр Дюма

— Вот оно что, ты боишься ареста? Ты боишься, что тебя отправят на тот самый эшафот, на который ты отправляешь других? Раз так — пускай нас арестуют. Даже тем лучше, если нас схватят. Думаю, национальному правосудию сегодня не хватает подлинного виновного.

— Как, впрочем, не хватает одного имени в списке людей чести, согласны? С тех пор как из него исчезло ваше имя.

— Ну что ж, об этом разговор впереди. Пока же, замечу, вы сполна отомстили за себя, к несчастью, отомстили, подставив женщину. Если вам был нужен мой ответ, то почему не дождались меня в моем доме, когда украли Женевьеву?

— Всегда считал, что вор — вы.

— Довольно, сударь, нет смысла спорить. Когда-то я вас знал сильным в деле — не на словах. Вспомните тот день, когда вы пытались убить меня. Тогда вы и проявили всего себя, раскрылись полностью.

— Я до сих пор упрекаю себя в том, что не послушался голоса природы, — спокойно согласился Диксмер. — И не исполнил задуманное.

Морис в сердцах стукнул саблей о пол. — Предлагаю вам реванш.

— Если хотите — завтра, но только не сегодня.

— Почему завтра?

— Или сегодня вечером.

— Почему не сейчас?

— Потому что до пяти я занят.

— Еще готов какой-то гнусный план, — сказал Морис, — еще какая-нибудь западня?

— Ах, мсье Морис, — с издевкой заметил Диксмер, — вы и впрямь неблагодарный человек. Целых шесть месяцев я предоставлял возможность вам и моей жене нежно любить друг друга; целых шесть месяцев я допускал ваши свидания. Никогда еще мужчина, согласитесь, не был таким снисходительным, как я.

— Лишь потому, что это было выгодно. Ты рассчитывал, что я окажусь полезным для тебя.

— Конечно, — подтвердил Диксмер, который становился все более спокойным по мере того, как Морис окончательно вышел из себя. — Конечно! В то время, как вы изменяли своей Республике, продавая ее за один взгляд моей жены; в то время как вы бесчестили себя изменой, а она — прелюбодеяниями, я был умницей и героем. Я выжидал и торжествовал победу.

— Ужас! — не выдержал Морис.

— А разве не так? Оцените свое поведение, сударь. Оно отвратительно! Оно позорно!

— Ошибаетесь. Но поистине позорно и отвратительно поведение мужчины, которому женщина доверила свою честь и который поклялся беречь эту честь, а сам вопреки клятве превратил ее красоту в приманку, чтобы поймать на нее слабое сердце. Вы согласно священному долгу обязаны были защищать женщину, а вы ее предали.

— У меня свой перечень обязанностей и дел и назову его. Я должен был спасти своего друга, отстаивавшего вместе со мной святое дело. Во имя его я пожертвовал и своим состоянием, и своей честью. Больше того, я вычеркнул себя из списка живых, если и вспоминал о себе — то в последнюю очередь. Но у меня больше нет друга — он заколол себя кинжалом, у меня нет больше королевы — моя королева погибла на эшафоте. У меня осталось одно — месть.

— Признайтесь честно — убийство.

— За прелюбодеяние не убивают — наказывают.

— Но это вы подтолкнули ее и потому даже прелюбодеяние в таком случае законно.

— Вы так считаете? — мрачная улыбка исказила лицо Диксмера. — Но вы у нее уточните — думает ли она так.

— Тот, кто наказывает, убивает открыто. Ты же не наказываешь, ты, подставляя ее голову под гильотину, сам прячешься.

— Это я убегаю! Я прячусь! Какие у тебя поводы, чтобы утверждать это, — спросил Диксмер. — Разве я прячусь, если присутствую при вынесении ей смертного приговора? Разве я убегаю, если иду даже в Зал Мертвых, чтобы в последний раз, в последнюю минуту попрощаться с нею?

— Ты намерен снова увидеть ее? — воскликнул Морис. — Ты пойдешь попрощаться с нею?

— Спокойнее, — пожал плечами Диксмер. — В вопросах мести ты, Морис, явно не специалист. На моем месте ты бы предоставил событиям и обстоятельствам развиваться своим чередом. Думаешь, что женщина-прелюбодейка, наказанная мной смертью и приговоренная к ней, расплатилась со мной. Нет, гражданин Морис, я нашел лучший способ сполна возвернуть ей все то зло, которое она причинила мне. Она любит тебя — она умрет вдали от тебя; она ненавидит меня — и опять увидит меня. Вот, — добавил он, доставая из кармана бумажник. — В нем находится пропуск, подписанный секретарем Дворца. С этим пропуском я пройду к Женевьеве и напомню ей о прелюбодеянии. Я увижу, как палач обрезает ей волосы. И когда они упадут, она услышит мой голос, повторяющий: «Прелюбодейка!». Я буду сопровождать ее до тележки и на эшафоте последнее слово, которое она услышит, будет: «прелюбодейка».

— Поберегись! У нее не хватит сил вынести столько подлости, она выдаст тебя.

— Нет, — запротестовал Диксмер, — для этого она слишком ненавидит меня. Если бы она могла меня выдать, то уже бы выдала,

как шепотом ей посоветовал твой друг. Раз она не выдала меня ради спасения жизни, то теперь и вовсе не выдаст: она не захочет умирать вместе со мной. Она хорошо знает, что, если выдаст меня, я продлю ее пытки. Она хорошо понимает, что, если выдаст меня, то я буду с нею не только во Дворце Правосудия — даже на эшафоте мы будем рядом. Вместо того, чтобы оставить ее у Дворца, я сяду с ней в тележку, повторяя всю дорогу это ужасное слово: «Прелюбодейка». Даже на эшафоте она услышит его и только вместе с нею обвинение канет в вечность.

Диксмер был ужасен в своем гневе и ненависти: он схватил руку Мориса и встряхнул ее с такой силой, которую молодой человек у него не предполагал. Но по мере того, как распалялся Диксмер, успокаивался Морис.

— Послушай, — сказал он, — в твоей мести не хватает только одного.

— Чего же?

— Чтобы ты мог ей сказать: «Уходя из трибунала, я встретил твоего любовника и убил его!»

— Напротив, я предпочту сказать ей, что ты жив и всю оставшуюся жизнь тебя будет преследовать картина ее смерти.

— Ты все-таки убьешь меня, — взорвался Морис. — Или, — добавил он, оглянувшись вокруг и чувствуя себя почти хозяином положения, — или я убью тебя.

И бледный от волнения и гнева, он схватил Диксмера за горло и потащил к лестнице, которая вела к берегу реки. Его силы удвоила необходимость сорвать этот тщательно продуманный адский план.

Нападение Мориса вывело Диксмера из себя.

— Да, нас рассудит смерть. Но тебе незачем тащить меня силой — я иду сам.

— Так иди, ты же вооружен.

— Я последую за тобой.

— Нет — впереди. И предупреждаю, при малейшем движении, при малейшей попытке схитрить, я разрублю твою голову вот этой саблей.

— Ты же прекрасно знаешь: я не боюсь, — ответил Диксмер с улыбкой, которая на его бледных губах выглядела страшной.

— Нет, ты не боишься моей сабли, нет, — прошептал Морис, — но ты боишься лишиться своей мести. И ты лишишься ее. Теперь, когда мы, наконец, лицом к лицу, забудь о мести навсегда.