Книга Конец века - Андрей Респов

Оракулы и не говорили ничего, мы просто использовали этот факт для давления на тебя. Ну да, банальный шантаж. Психологически один из самых удобных способов радикального воздействия на личность. Да к тому же, выступая в роли спасителей, мы приобретали с твоей стороны как сознательный, так и бессознательный кредит доверия, — Афанасий вынул красную распаренную рожу из-под веника, — только не надо на меня снова волком смотреть, Луговой! Поверь, оттого, что ты мне сейчас рожу набьёшь, легче не станет…

— Откуда ты знаешь, Афанасий?! — я зловеще повёл плечами.

— Оттуда, Гавр! Каждый из Смотрящих был на твоём месте, а кое-кто и не раз, — добавил он грустно, — Закон всегда использует нас без нашего согласия. Я же не говорю, что мы своё дело исполняем в белых перчатках. К тому же для Смотрящих нет запретных методов, если дело касается инициации Демиурга. Ну…почти нет. Оракулы дают нам своеобразную лицензию на убийство. Но только в фантомных альтернативных реальностях. Я хочу тебе объяснить, что даже желай мы устроить теракт и взорвать самолёт в основной линии Веера Миров, ничего бы не вышло. Закон бы этого просто не позволил. Слишком массовое воздействие, ведущее за собой массу спонтанных цепочек вероятностей. Искусственное вмешательство такого уровня привело бы к катастрофическим последствиям для основной временной линии. И к нарушению основного Постулата.

— Что за Постулат? — уже вяло заинтересовался я.

— Ни одно вмешательство или воздействие на Веер Миров, не должно привести к уничтожению Закона Сохранения Реальности.

— Ты хочешь сказать…

— Да пойми ты: гибель твоих близких — естественное неотвратимое событие. Закон нашими руками изъял тебя из основного потока. И удалось это лишь потому, что ты анавр. Неинициированный Демиург. У тебя особая связь с тканью бытия, структурой межмировой материи. Генетическая. Тебе нет места в нашем пространстве — времени, Гавр. Ты вечный бездомный, Демиург. Именно поэтому ты и уникален среди анавров. Есть теория, что носимый Демиургами набор генов находится в основе способностей всех анавров. Демиурги — первые среди нас в прямом и переносном смысле. Возможно, это они создали и Закон, и его Постулаты.

— Всё это красиво и звучит очень пафосно, Афанасий. Но хотелось бы всё же знать, есть у меня надежда вернуть семью, раз я весь такой супер-пупер?

— Честно? Не знаю! Может и можно что-то сделать, Гавр. А может, и нет. Только я не Демиург и об их способностях могу судить лишь приблизительно. После инициации они перестают быть доступны остальным анаврам. Это всегда одиночки. Нет, иногда мы пересекаемся кое с кем из них и даже удостаиваемся их внимания, получая пополнение в ряды Смотрящих из тех анавров, кого Демиурги находят в иных реальностях. У меня есть этому пара объяснений. Например, потому, что этому препятствуют Оракулы. Эти существа ревнивы и не любят, чтобы помимо них кто-то мог влиять на Демиургов.

— Если остальных Демиургов инициировали хотя бы приблизительно так же, как и меня, то я бы на их месте тоже не горел желанием в дальнейшем иметь дело со Смотрящими.

— Ха-ха-ха! — хрипло засмеялся Афанасий, — твоя правда Гавр. Я как-то об этом не подумал. Несмотря на свои способности, Демиурги остаются людьми. Со всеми своими недостатками. Что же до твоей семьи, — он снова стал серьёзным, — ты можешь, конечно, видеться с ними, встречаться и общаться сколько угодно и в любое время. Но лишь в пределах локальной петли 12 июля 2022 года. Ведь петлю эту ты сам и создал, Демиург. И даже не заметил. Оракулы целые сутки хранили молчание, переваривая информацию, когда это выяснилось. Неинициированный Демиург всего лишь силой своего отчаяния и скорбной потери близких душ смог удержать не только их образы, но и физические тела, связал их с тканью временного периода основной линии и подпитал энергией Веера Миров. Да ещё и проход для себя туда оставил. Пашка помню тогда несколько часов орал, что это противоречит всем его теориям о структурности материи Веера. А Оракулы выдали наивысший приоритет по твоей инициации…

— Значит, я обречён, если хочу быть со своими, на вечный День Сурка? — тяжело вздохнул я.

— А ты посмотри на это по-философски, Гавр. Другим и этого не остаётся. Лишь несколько могильных холмиков.

— Слабое утешение.

— Не ной, Демиург, Творцом станешь, прости меня Господи… — Афанасий заворочался и сел на полке поудобнее, отдуваясь и тщательно вытирая лицо и лоб ладонями.

— Что, уже пора? Когда нас перекинут? — встрепенулся и я.

— Нас? А кто тебе сказал, что нас вместе вернут? Ты опять, Гавр, не очень внимательно меня слушал. Тебя инициировали. Всё. Ясельки закончились. Дальше всё сам. И выбирать дорогу — тоже сам. Хочешь, заново проживи 1915-й. Хочешь, возвращайся в 12 июля 2022 года. К рассвету восстановишь силы окончательно. Тело моё оставь в бане, не трогай, Марфа приберёт…

— Но как же… я же ничего не умею. Как?

— Каком кверху. В 91-й мозгов и умений хватило отправиться? Тут будет вряд ли сложнее. А как нагуляешься, звякни Пашке, он тебя на Оракулов выведет. Только звони не из своей петли, а из основного потока. Понял ли?

— Да, понял, понял… Афанасий, послушай…

Но Странник уже безвольно откинулся на бревенчатую стенку бани, его веки медленно закрылись, а из уголка рта потянулась ниточка слюны.

— Ну хоть кто-то достиг сегодня определённости, — досадливо прошептал я, сползая с полки. Предбанник взбодрил стылым воздухом. Чистое исподнее, валенки и хозяйский казакин вернули ощущение уюта.

По дороге к храму я с тоской оглядывал проступающие в предрассветных сумерках стены окрестных домов и железнодорожных пакгаузов. Щёки обожгло морозным ветром, запах креозота ударил в ноздри. Откуда-то издалека раздался протяжный гудок прибывающего паровоза.

— Ну что, Гавр, не пора ли домой?

ЭПИЛОГ

Оркестранты войны для огня рождены

Для сражений без всяких идиллий

Где под крики Химер дирижёр Люцифер

Управляет полётом Валькирий…

Вадим Цыганов.

В юности мне всегда нравился фильм «День сурка». Тогда и много позже я пересматривал его по нескольку раз, потешаясь вместе с остальными над приключениями незадачливого героя Мюррея. Но только сейчас мне удалось прочувствовать на себе то состояние, которое герой картины испытывает во второй половине фильма.

Это потому что я испытывал его на себе теперь каждое утро. А лицо видел в зеркале своей ванной комнаты. Именно его, обречённо-скучное рыло. И неважно, было ли