Книга Фаза ингибиторов - Аластер Рейнольдс

переваривания.

– Придется работать быстрее, – вздохнул я, когда Сидра заглушила мотор. – Иначе не успеем, прежде чем испортятся ножи.

– Надо было мне сохранить нож Невила, – сказал Пинки. – Уж он-то выдержал бы что угодно.

Я сомневался, что нам удалось рассечь хотя бы половину опутывавших нитей. До остальных дотянуться было сложнее, а под водой их могло оказаться намного больше, чем мне представлялось. Почувствовав, что мы кое-чего добились, я дал знак Сидре, и она врубила двигатель в полную силу. Я ощутил затылком тепло его выхлопа, мы дернулись назад и вырвались, по крайней мере временно, на свободу, волоча спутанную массу и набирая скорость, все так же задним ходом.

И тут я увидел, как метрах в двадцати к северу от нас над покрытой зеленой пеной водой появилась круглая безволосая голова, переходящая в мускулистые плечи. Из зеленого покрова рядом с ней торчал какой-то заостренный предмет, украшенный уходящими в воду зелеными лентами. Инстинктивно посмотрев на юг, я различил в зеленой массе другой такой же силуэт. Плывущих гуманоидов разделяло около сорока метров, и у второго тоже была заостренная штуковина. Я понял, что это шесты, между которыми натянуто что-то вроде ловчей сети.

Бросив затупившийся нож на днище лодки, я снова поднял гарпунное ружье и выстрелил в того, что находился севернее, – он показался более легкой целью. Глухо кашлянул газовый заряд, гарпун вылетел из ствола. Я смотрел, как он описывает дугу над водой, выпуская дополнительные острия и увеличивая дальность с помощью собственного газового двигателя. Прицел мой был точен, а гарпун быстр, но пловец скрылся под водой за мгновение до удара, и невозможно было понять, попал я или нет.

Взявшись за рукоятку прикрепленной к прикладу катушки, я начал сматывать трос, тянувшийся к гарпуну. После нескольких оборотов трос ослаб, и я сразу понял, что он обрезан. Вместо того чтобы доматывать до конца бесполезный обрывок, я отсоединил катушку и вставил в ствол запасной гарпун.

Мы все еще шли реверсом. Пинки рубил прилипшие к носу лодки зеленые нити. Наконец большая их часть словно с неохотой отвалилась, и Сидра, развернувшись, повела лодку дальше на юг. Оба силуэта исчезли.

– Неплохо, Сидра, – сказал я.

Пинки почистил свой нож о корпус.

– И впрямь неплохо.

– Есть мнение, что это за твари?

– Понятия не имею.

– Ты видела таких раньше?

– Нет, – с несвойственной ей неуверенностью ответила Сидра. – Ни здесь, ни вообще где-либо. Но они явно имеют человеческое происхождение.

– Явно, – повторил я.

– Ты… правильно поступил, Клавэйн. Я тоже расценила их намерения как враждебные.

– Раскидывать сети – не лучший способ для начала мирных переговоров. – Я положил гарпунное ружье. – Вряд ли я его убил. И вряд ли мне охота встретить других таких же, пока мы не закончим тут наши дела. Возможно, они просто защищают свою территорию, но я сейчас не в том настроении, чтобы рассуждать о политике.

– В конечном счете все сводится к политике, – сказала Сидра.

Дернувшись в очередной раз, лодка выбралась на относительно чистое пространство. Сидра резко свернула вправо, и мы двинулись по проходу, где зелень росла лишь на поверхности, практически не оказывая сопротивления. Нас окружали берега из более густой растительности, обозначая границы канала и направляя наш путь. По мере нашего продвижения эти берега становились все круче и выше – сперва полметра, потом метр, а затем они полностью перекрыли вид на север и юг. Мне уже меньше досаждала морская болезнь, поскольку в канале не было волн, зато возникла клаустрофобия. Извивающийся среди густой зелени канал неуклонно сужался, и меня охватил древний страх путника, заблудившегося в сумеречном лесу, не знающего, какие тайны и кошмары могут его подстерегать.

Я оглянулся: не преследуют ли нас загадочные пловцы?

Сидра сбросила скорость до двадцати километров в час. Волны, разбегавшиеся позади лодки, бились о зеленые стены, которые шевелил выхлоп двигателя, рисуя на них странные узоры.

– Может, на веслах? – предложил я. – Так будет медленно, но мне начинает казаться, будто мы… не слишком вежливы по отношению к хозяевам.

– Мы еще даже не добрались до ядра сгустка, – ответила Сидра. – Осторожность никогда не помешает, Клавэйн. Но чрезмерная осторожность может погубить.

– В чрезмерных количествах погубить может что угодно.

– Не знаю, что там насчет осторожности, – заметил Пинки, – но мне это не нравится.

Я проследил за его взглядом.

Канал разделялся на два еще более узких ответвления. Выросшие по обе стороны от нас стены были теперь высотой с дом и наклонялись внутрь. Ответвления уходили в разные стороны, и ни одно не выглядело особо заманчивым. Между их сужающимися краями провисали похожие на веревки волокна.

– Сюда, – сказала Сидра, сворачивая в левое ответвление. – Если рельеф не слишком изменился, это самый прямой путь к ядру. Пусть вас не пугают нити, они лишь обеспечивают связь частям сгустка. Представьте, будто мы клетка, движущаяся в промежутке между полушариями мозга.

– Вряд ли от этого станет легче, – проворчал Пинки.

Мы продолжали двигаться по каналу, ширина которого практически не менялась на протяжении километра. Я знал, что ищет Сидра – нечто вроде лагуны, одной из нескольких, которые были видны из космоса. Эти лагуны, чье существование намеренно поддерживала биомасса, внушали определенную надежду пловцу, надеявшемуся установить контакт. Они означали, что сгусток, по крайней мере, готов принять гостей, хотя никакой гарантии успеха быть не могло.

Приведенное Сидрой сравнение сгустка со структурой мозга врезалось мне в память. Насчет того, являются ли разумными сами сгустки жонглеров образами, ясного мнения до сих пор не сложилось. Но сгустки однозначно владели множеством биологических методов хранения информации, ее обработки и распространения. Жонглеры держали в себе многие разновидности информации, от фрагментов чистых бесплотных знаний до специфических ее форм, относящихся к конкретным биологическим видам. Заплывший в воды жонглеров мог убедить микроорганизмы сгустка перестроить его разум – так он получал какой-нибудь новый дар вроде выдающихся математических способностей или владения давно умершим инопланетным языком. Однако подобные таланты, полученные от жонглеров, обычно оказывались временными, иногда всего лишь через несколько часов впечатанные в мозг структуры распадались. Изменения крайне редко сохранялись достаточно долго, чтобы реципиент успевал ими воспользоваться хотя бы раз. Повторные визиты к жонглерам случались нечасто и еще реже завершались удачно. Говорили также, что в тех редких случаях, когда талант становился постоянным, срабатывала известная поговорка насчет необходимости быть осторожным в желаниях.

Но с моим братом произошло нечто иное. Если какая-то его часть продолжала до сих пор существовать, то лишь потому, что жонглеры образами поглотили его тело. Подобное бывало и с другими, но обычно лишь после слишком многократных