Книга Смерть Вазир-Мухтара - Юрий Тынянов

Они колебались — может быть, действительно не стоило дожидаться смерти Фетх-Али и стоило перейти к Вазир-Мухтару. Оба они были русскими уроженцами.

Но Ходжа-Мирза-Якуб не колебался более. Ему казалось, что всю жизнь он только и думал, что о русском посольстве. И когда была дана прощальная аудиенция Вазир-Мухтару, он привел в порядок все свои дела: уложил все вещи в пять сундуков, а квитанции за вещи, купленные им для гарема, письма и деньги — в маленький сундучок.

Вечером он прошелся мимо русской миссии и слышал стук молотков и суетню во дворе.

В два часа ночи он был у Грибоедова.

И Александр Сергеевич Грибоедов, друг изменника Фаддея Булгарина, требовавший немедленной выдачи изменника Самсона, слушал рассказ Ходжи-Мирзы-Якуба.

Ходжа-Мирза-Якуб не был изменником, потому что по Туркменчайскому трактату уроженцы областей русских или отошедших по этому трактату к России имели право вернуться на родину.

4

Грибоедов запахнул халат и сжался. Было холодно в комнате. Он закрыл на минуту глаза. Потом он сказал:

— Я не могу вас принять тайно ночью — все мои дела должны быть известны и явны. Мне не нужны секреты персиянского двора. Поэтому теперь вернитесь в дом свой. Подумайте хорошенько. И если вы действительно желаете вернуться на родину, приходите в другой раз, днем, чтобы я мог принять вас под свою защиту.

Сашка в казакине, накинутом на исподнее платье, светил евнуху. Евнух спускался по лестнице.

Грибоедов видел, как он остановился у конца лестницы, посередине двора и потом медленно, нехотя пошел прочь.

В восемь утра принесли Грибоедову отказ шаха в выдаче Самсона.

В восемь часов пришел Ходжа-Мирза-Якуб с тремя слугами во второй и последний раз. Ходжа-Мирза-Якуб остался в русском посольстве, и ему отвели комнату во втором дворе. Комната выходила на юг.

5

— Скажите, пожалуйста, правда ли, что, когда гарем выезжает за город, даются сигналы ружейными выстрелами и все убегают с дороги, а неубегающие подвергаются тюремному заключению?

— Нет, это неправда. Когда мы выезжаем в Негеристан на гулянье, нет отбою от нищих и зевак.

— Да, но Шарден описывает это. Шарден — надежный источник.

— Вы забываете, господин доктор, что Шарден жил, когда существовали во Франции рыцари, а Россия, кажется, не имела даже императоров.

Доктор Аделунг сидел у евнуха и расспрашивал его о восточных обычаях.

— Я видел здесь у одной женщины бумажку на локте, даже несколько выше локтя, на веревочке. Что это такое?

— Изречение из Корана.

— Я так и думал, — сказал с удовольствием доктор. — Амулеты.

Евнух посмотрел на него и улыбнулся.

— Женского корана, доктор.

— Женского?

— Его величество поручил принцу Махмуду-Мирзе собрать и записать женский коран. Он во многом отличается от мужского.

— Но это совершенная новость, — сказал озадаченный доктор. — Чем же отличается?

— Когда прибудут мои книги и рукописи, я дам вам ответ.

— Вы — образованный человек… — сказал доктор, слегка озадаченный.

— Образование мое скудное.

— Вы образованный человек, — сказал доктор строго, — вы напишите свои воспоминания, мы вместе переведем ваши рукописи, и господин Сеньковский издаст их в Петербурге. Успех будет шумный.

Ходжа-Мирза-Якуб помолчал.

— У вас большая библиотека?

— Все мое имущество помещается в семи ящиках.

— Когда прибывают ваши рукописи и книги?

— Я жду их с часу на час. Мои слуги, слуга господина Грибоедова и двое ваших чапаров отправились за ними.

Прошло полчаса.

— А скажите, пожалуйста, — спросил доктор, — есть ли в женском коране расхождения по поводу омовений?

— Есть, — ответил Мирза-Якуб и выглянул в окошко. Сашка, курьеры, Рустам-бек и его люди стояли на дворе.

Сашка разводил руками. Вид у него был серьезный. Вещей евнуха с ними не было.

Рустам-бек передал Ходже-Мирзе-Якубу письмо от шаха. Письмо было ласковое и приглашало Якуба вернуться для переговоров.

6

Так они сидели и разговаривали о женском коране, и Ходжа-Мирза-Якуб становился литератором, товарищем Сеньковского.

Ничего не изменилось в Тегеране.

Разве только опустела площадка перед русским посольством.

Но она пустела исподволь, родители, получившие детей своих и не получившие их, — разъехались, армяне с прошениями рассеялись. А сейчас не стало и торговцев.

По ночам три больших машала освещали вход в русское посольство, и дым от машалов бежал пылью по красным и как бы нагретым лужам.

Тряпки, смоченные нефтью, сухими выстрелами трещали в железных клетках, на длинных древках машалов.

Дверь была наглухо замкнута, и у двери стояли сарбазы.

За дверью говорили о женском коране.

Ничто не изменилось за дверью.

Но изменилось, нарушилось нечто по ту сторону ворот.

Доктор Макниль был бледен, его дрожки стояли то у дворца Алаяр-хана, то у дворца шаха.

Государство английское менялось в эти дни: его восточная политика была в руках белых, немужских, унизанных перстнями, опозоренных человеческих руках. И не только в них: она была уже в узких, длинных, цепких пальцах русского поэта, действовавшего в силу трактата.

И были уже разграблены семь сундуков Ходжи-Мирзы Якуба, запечатанные Манучехр-ханом. Исчезли квитанции на вещи, купленные евнухом для гарема, исчезли рукописи и записки.

Исчезли и письма разных лиц — в том числе и доктора Макниля. Не было, стало быть, и того женского корана, которым так интересовался доктор Аделунг, желавший издать его под редакцией Сеньковского.

7

— Послать сарбазов и взять Ходжу из посольства.

Таково было мнение шах-заде Зилли-султана.

— Но это явное нарушение трактата, и пропадет восемь куруров.

Но Зилли-султан ночей не спал именно из-за этих куруров, заплаченных изменником Аббасом.

— Вернуть Ходже все его имущество и наградить по-царски. Склонить обещаниями. Когда же он выйдет из посольства, убить его, — было предложение Алаяр-хана.

Доктор Макниль еще утром в разговоре с Алаяр-ханом одобрил этот план.

— Он не поверит.

— Выдать кяфиру Самсон-хана, и тогда он согласится на выдачу Ходжи, — было мнение Зилли-султана.