Книга Цена нелюбви - Лайонел Шрайвер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не хотел остаться с Папой Простаком.
Ева
Дорогой Франклин,
Я должна сделать признание. К стыду своему, я стала телезависимой. И если уж признаваться до конца, то в прошлом месяце, когда в разгар комедии Frasier экран телевизора мигнул и погас, боюсь, я потеряла голову. Я колотила по ящику. Я несколько раз выдергивала и снова втыкала вилку в розетку, крутила ручки. Я давно перестала ежедневно лить слезы из-за четверга, но чуть не свихнулась от невозможности узнать, как Найлз воспримет новость о намерении Дафны выйти замуж за Донни.
В любом случае сегодня вечером после обычного ужина, состоящего из куриной грудки (слегка пережаренной), я щелкала пультом, перескакивая с канала на канал, когда вдруг весь экран заполнило лицо нашего сына. Ты мог бы подумать, что я успела к этому привыкнуть, но я не привыкла. И это была не школьная фотография девятиклассника, напечатанная во всех газетах, устаревшая, черно-белая, с язвительной ухмылкой, а лицо повзрослевшего, семнадцатилетнего Кевина. Я узнала голос интервьюера, журналиста Джека Марлина.
Марлин отказался от блеклого названия своего триллера «Внеклассная работа» ради «Плохого мальчика», более энергичного и напомнившего мне о тебе. Ты, бывало, говорил о легком задании по поиску места для рекламы: «Я за пару часов прикончу этого плохого мальчика». Ты применял это выражение ко всему, кроме нашего сына.
К кому обращался Джек Марлин, и так понятно. Звездой был Кевин. Марлин наверняка получил согласие Клаверака, ибо вперемешку с фотографиями душераздирающих последствий — грудами цветов перед спортивным залом, мемориальной службой, городскими собраниями под девизом «Больше никогда»
— транслировалось эксклюзивное интервью с самим КК. Ошеломленная, я чуть не выключила телевизор. Однако через пару минут я уже не могла оторвать глаз от экрана. Поведение Кевина настолько приковывало внимание, что сначала я едва различала смысл его слов. Интервью проводилось в спальном отсеке, который Кевин, как и свою комнату, содержал в идеальном порядке; никаких постеров, никаких безделушек. Он развалился на койке, закинув ноги на стул, обхватив рукой спинку, и выглядел абсолютно в своей стихии. Он казался больше, полнее, словно рвался из своего спортивного костюма-недомерка. Я никогда не видела его таким оживленным и непринужденным. Он словно грелся под объективом телекамеры, как под лампой искусственного загара.
Оставаясь за кадром, Марлин задавал вопросы почтительно, почти ласково, как будто не хотел спугнуть Кевина. Когда мне удалось сосредоточиться, Марлин осторожно спрашивал, не считает ли Кевин, что входит в крохотный процент потребителей прозака, у которых наблюдается острая несовместимость с этим лекарством.
Кевин уже к шести годам осознал, как важно придерживаться первоначальной версии.
«— Ну, я определенно стал чувствовать себя немного странно.
—Однако, согласно и «Медицинскому журналу Новой Англии», и «Ланцету», случайная связь между прозаком и манией убийства чисто умозрительна. Не думаешь ли ты, что дальнейшие исследования...
Кевин остановил его, подняв руку.
— Я не врач. Эту линию защиты придумал мой адвокат, и он знал, что делал. Я сказал, что чувствовал себя немного странно. Однако я не ищу здесь оправданий. Я не виню какой-то сатанинский культ, или глупую подружку, или громилу, обозвавшего меня педерастом. Одно из свойств этой страны, которые я ненавижу, — недостаток ответственности. Все, что американцы делают очень плохо, они обязательно валят на кого-то другого. Лично я отвечаю зато, что сделал. Это только моя вина.
— Что ты скажешь о сексуальных домогательствах? Может, они оскорбили твои чувства?
— Я не отрицаю домогательств. Но черт побери, это ничто по сравнению с тем, что происходит здесь».
(Последовало интервью с Викки Пагорски. Она яростно опровергала обвинения, но, конечно, и слишком вялое возмущение показалось бы столь же инкриминирующим, поэтому победа ей не светила. И уж точно ей следовало что-то сделать со своими непослушными волосами.)
«— Кевин, можем ли мы немного поговорить о твоих родителях? — спросил Марлин.
Кевин закинул руки за голову.
— Валяйте.
— Твой отец... ты с ним ладил или ссорился?
— Мистер Пластик? — Кевин презрительно фыркнул. — Я был бы счастлив, если бы мог с ним ссориться. Нет, все было тип-топ. Сосиски в тесте и газировка. Но знаете, сплошная фальшивка. «Кев, давай-ка сходим в Музей естественной истории. У них там сногсшибательная экспозиция!» Со своими фантазиями о «Малой Лиге» он застрял в пятидесятых. Я слышал: «Люблю тебя, приятель!» —и думал: «С кем ты разговариваешь, парень?» Какой смысл в отцовской «любви», если он понятия не имеет, кто ты такой? Что он тогда любит? Сыночка из «Счастливых дней». Не меня.
— А как насчет твоей матери?
— А что о ней? — огрызнулся Кевин, хотя до сих пор держал - ся вполне дружелюбно.
— Ну, ей предъявили гражданский иск за родительскую небрежность...
— Полная чушь, — вяло заметил Кевин. — Если честно, гнусный авантюризм. Еще одно качество американцев — требование компенсации. Не успеешь оглянуться, как старикашки начнут судиться с правительством за то, что постарели, а дети начнут привлекать к суду мамаш, потерявших красоту. Я считаю, что жизнь — дерьмо, чем дальше, тем хуже. Просто адвокаты знали, что мамси богата, а корова Вулфорд никак не может смириться с плохими новостями».
В этот момент камера повернулась на девяносто градусов, сфокусировавшись на единственном украшении помещения, прилепленном над койкой. Это была моя фотография с заломами; ее явно складывали так, чтобы сунуть в карман или бумажник. Господи, амстердамский снимок, исчезнувший, когда родилась Селия. А я была уверена, что Кевин разорвал его на мелкие клочки.
«— Признали родительскую небрежность или нет, но, может, твоя мать уделяла тебе слишком мало внимания?..
— Оставьте в покое мою мать. — Этот резкий, угрожающий тон был мне незнаком. — Если вам интересна правда, психиатры пытались заставить меня очернить эту женщину, и мне это поднадоело.
Марлин перестроился:
— Можно ли назвать ваши отношения близкими?
—Вы знаете, что она путешествовала по всему свету? Вряд ли вы назовете хоть одну страну, из которой она не привезла бы футболку. Она основала собственную компанию. Зайдите в любой книжный магазин и увидите ее путеводители. Вонючие иностранные свалки в «На одном крыле»! Я заходил в «Барнз энд нобил» в молле только для того, чтобы посмотреть на все эти книжки. Очень клево.
— Так не думаешь ли ты, что она могла бы...
— Послушайте, может, я и подонок, может, и она в некотором роде подонок, значит, мы квиты. Во всем остальном это мое личное дело, ясно? Так мало личного осталось в этой стране. Или я должен сказать вам, какого цвета мои трусы? Следующий вопрос.
