Книга Константин Павлович. Корона за любовь - Зинаида Чиркова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно же, бывшие союзники взбунтовались против плана Александра восстановить в правах Польшу и отдать её под эгиду России. Прусский король Фридрих-Вильгельм готов был отказаться от своих польских владений, но под условием, что ему отдадут всю Саксонию: её король, преданный Наполеону, был в плену и потерял право на корону. Потому Александр, не дожидаясь решения конгресса, приказал своим войскам очистить всю территорию Саксонии. Но против этого восстали мелкие германские князьки и решили объединиться, чтобы развалить Пруссию вовсе и урвать из её владений каждый кто сколько сможет.
И вдруг, как гром среди ясного неба, приехал из Лондона Талейран и объявил об оборонительном союзе, заключённом между Австрией, Англией и Францией.
Этот секретный пакт, о котором, правда, сразу же узнал русский император, был ударом против России и Пруссии. Германские князьки тут же присоединились к этому союзу — Бавария, Ганновер, Нидерланды.
Александр оказался в одиночестве. России, победительнице в войне народов, опять приходилось быть в убытке.
Но сама судьба была на этот раз за Россию: в марте пятнадцатого года Наполеон высадился с острова Эльбы и стремительно двинулся на Париж. Тогда все взоры обратились на спасителя Европы — Александра: лишь он, с его огромными силами, мог восстановить мир в Европе.
Под этим дамокловым мечом в Вене всё-таки был подписан новый союзный договор.
Россия устояла в интригах конгресса, и Польша, хоть и урезанная, оглоданная соседями, всё-таки получила признание в Европе как царство Польское под властью русского короля — Александра.
Константин выехал к войскам в Познань. Здесь уже собирались польские и русские полки...
История ста дней Наполеона известна. Французский король Людовик Восемнадцатый бежал из Парижа, забыв на столе тайный договор Талейрана с Англией. Когда русскому императору показали этот предательский пакт, он молча бросил его в камин.
В июне Наполеон был окончательно разбит и сдался англичанам, сославшим его на остров Святой Елены, где он и умер через несколько лет. Все эти известия Константин получил уже в Польше, куда направился с русско-польским войском. В Варшаве срочно начали реставрировать два дворца: один, Брюлевский, — для зимнего проживания Константина, другой, Бельведерский, — для его летнего отдыха.
Польские легионеры потянулись в Варшаву, а в сентябре и русский гвардейский корпус под начальством цесаревича торжественно вступил в столицу нового королевства. Приняв главное командование над всеми войсками в Польше, Константин прежде всего обратился к ним с приказом:
«Явитесь поддержать готовыми ценою вашей крови великодушные усилия вашего августейшего монарха, заботящегося о благосостоянии вашей страны. Те самые вожди, которые в продолжение двадцати лет указывали вам путь к славе, снова укажут его вам. Императору известна ваша храбрость. Среди бедствий злополучной войны ваша доблесть пережила не зависящие от вас обстоятельства. Вы отличались великими подвигами в борьбе, нередко вам чуждой. Теперь, когда вы посвятите все свои усилия защите Отечества, вы будете непобедимы!»
С самого начала пятнадцатого года Константин приступил к формированию польской армии на особых основаниях и в тех размерах, что были постановлены по Венскому трактату.
Инструктировать эту армию должны были русские офицеры, а в солдаты поступали не только уроженцы самого царства Польского, но и западных областей. Из числа этих людей составился и Литовский корпус, куда потом волей судеб попал Михаил Лунин и где приметил его цесаревич, предложив стать его адъютантом.
По всему краю стояли русские солдаты, и поляки примирились с тем, что Польша снова возродилась как самостоятельное королевство, хоть и под властью русского короля Александра, но отзывались о решениях Венского конгресса несколько насмешливо, называя свою урезанную родину конгрессувкой.
Эти настроения замечали трезвые политические головы из русских и предупреждали Александра о том, что рассчитывать на благодарность поляков не стоит.
Один из таких трезвомыслящих политиков, хорошо знавший положение в Польше, послал Александру записку, где точно указал на будущие ростки недовольства. Это был Ланской, занимавший в герцогстве Варшавском пост председателя временного управления по гражданской части. Он писал по зрелому размышлению, и многие его мысли оказались пророческими:
«Всемилостивейший государь! Бывшего Сената герцогства Варшавского президент Островский объявил публике повеление к нему Вашего императорского величества об участи герцогства.
Хотя полагаю, что доведено уже до сведения Вашего величества, как принято это объявление, но вменяю в обязанность со своей стороны довести Вашему величеству, что оно не произвело того влияния, какого можно было бы ожидать от народа, более чувствительного.
Причиною есть следующее:
Более года уже хотя не совершенно, но уже известно было настоящее событие. Во всё сие время непрестанно было толковано, каким образом восстановится существование Польши? Всеобщее желание, частию — искренно, частию — притворно, запальчиво, но имеющее одну и ту же цель — чтобы быть Польше владением отдельным и в том же пространстве, в каком было оно прежде разделений.
Сие желание так помрачило некоторые умы, что вместо довлеемой признательности и беспримерным благотворением Вашего императорского величества, вместо покорного благодарения за высокое к судьбе сей нации участие, наконец, вместо того, чтобы чувствовать, чтобы превозноситься снисхождением, с которым Ваше императорское величество соизволили осчастливить их принятием титула короля, они, подстрекаемые свойственною некоторым кичливостью, что по твёрдости духа, храбрости и другим мнимым достоинствам они единственные, наполнились мечтанием, что восстановление королевства Польши по-прежнему быть должно, и так решительно определяли сие, как бы имели право то требовать...
Объявление титула короля и уверение в будущем конституционном правлении принимается не за милость, но за опасения последствий от беглеца с Эльбы.
Я уверен в душе моей, что приверженность некоторых, а особливо военных, к врагу Европы (Наполеону) не угаснет и ничто не обратит к нам их расположения. Туда манят их прелести грабежа, там господствует дерзкая вольность, там ни за какое бесчиние нет ответственности.
Государь, прости русскому, открывающему перед тобой чувства свои, но осмеливаюсь изъяснить, что благосердие твоё и все усилия наши не могут быть сильны сблизить к нам народ и войско польское, коего прежнее буйное поведение и сообразные наклонности противны всякому и священным правилам нашим, и потому, если я не ошибаюсь, то в формируемом войске питаем мы змия, готового всегда излиять яд свой на нас.
Ни в коем случае рассчитывать на поляков не можно.
Вашего всемилостивейшего императорского величества верноподданный Ланской».
Как в воду смотрел Ланской. Дальнейшие события подтвердили это.
Просторная дорожная кибитка, поставленная на полозья, уже была запряжена тройкой сытых гнедых коней. На дуге коренника бренчал неизменный бубенчик, а пристяжные нетерпеливо переступали копытами, торопясь в путь.