Книга Свет мой зеркальце, скажи… - Екатерина Риз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто и никогда не видел нас с ней здесь вместе. И никто не догадывался, что нас двое. В этом и был смысл задуманного.
— Что-то она зачастила, — проворчал тем временем Рома, поглядывая на меня с намёком.
— Рома, ты забываешь, что она приезжает не ко мне и не к мальчикам. У неё здесь родители.
— Ага, родители.
— Перестань «агакать».
Он поморщился, живот погладил. Затем вопросил:
— Липа, что ты хочешь от меня? Ты же знаешь, что изъясняться намёками бесполезно.
Я послала мужу пленительную улыбку.
— Знаю. Поэтому и говорю прямо: пусть Лада приедет к нам в гости, она купила мальчикам подарки на день рождения.
— Боюсь подумать какие.
— Ты непробиваемый, — пожаловалась я. Подошла и схватила его за волосы на макушке, потянула. А когда Ромка голову назад откинул, наклонилась и поцеловала его в губы. Он меня обнял. После чего сказал:
— Просто мы если начинаем о чём-то спорить, то обязательно всплывает её имя. Ты замечала?
— Потому что ты непробиваемый, — подсказала я ему ответ.
— Потому что от твоей сестры сплошные неприятности, — не согласился он с моим выводом. — Я надеялся, что она замуж выйдет, и, наконец, мы не увидим её лет пять. Дети пойдут, и так далее.
А эта зараза развелась через год, отсудила у мужа миллион, и теперь мотается по свету и горя не знает. Липа, знаешь, мне кажется, это несправедливо.
— Я подозревала, что тебе так кажется. Странно, что ты не предложил помощь её бывшему мужу.
— Я хотел. Но оказалось, что там кто кого переиграет. И я решил не лезть.
— А вот это правильно. — Я с кухни выглянула и крикнула: — Мальчики, идите завтракать!
— Нальёшь мне ещё кофе?
Кофе я ему налила, посматривала на мужа хитро.
— Ты обещал повесить гамак.
— Да?
— Он займёт мальчишек на пару часов, — улыбнулась я.
— Надо повесить его повыше, чтобы слезть не могли. И завернуть, как в авоську.
Я засмеялась, но мужа пальцем в лоб ткнула.
— Думай, что говоришь, это твои дети.
— И я их люблю. Это должно быть заметно.
В коридоре как раз послышался топот, на кухню ворвались два вечных двигателя, и наперебой принялись рассказывать, что они только что делали, что потеряли, где искали, и кто кого опередил. Я честно всё выслушала, кивала, хотя половины не поняла. Я только слушала и на своих мальчиков любовалась. Они были похожи друг на друга, как две капельки. Но что самое замечательное, совпадали характерами, чего не было дано нам с сестрой. И поэтому им всегда было друг с другом интересно, они не мыслили жизни в одиночку и даже частенько заканчивали друг за другом фразы. Настоящие близнецы. Правда, я не приветствовала их желание одинаково одеваться. Всё-таки нужно прививать им не только самостоятельность, но и индивидуальность.
За этим приходилось следить.
С именами мы с Ромой в своё время тоже мудрить не стали, в его семье была традиция давать мальчикам имена прадедов, вот и наши сыновья получили имена Павел и Иван, в честь наших с Ромой дедов. По-моему, всё замечательно вышло. Вот только наши деды, оба, были людьми чрезвычайно спокойными, а мальчики старательно копировали поведение папы, и целыми днями бегали по дому и что-то устраивали. Или затихали где-то, придумывая, что бы устроить ещё, на радость родителям. За четыре года радости на их проказы в нас с Ромой поубавилось, но, правда, мы стали относиться ко всему спокойнее и хладнокровнее, выработался иммунитет.
Уже не вздрагивали от детских криков, шума или когда в доме что-то падало и разбивалось.
Такими мелочами нас уже не напугать. И старательно находили моменты для нас двоих в любой ситуации. Например, как этим утром.
Ваня с Пашей с собой на кухню ещё и собаку притащили, английского бульдога Веню, такого же косолапого, как Чарли у Роминых родителей. Но Чарли был псом в возрасте, и не рос рядом с активными детьми, оттого был флегматичным и спокойным созданием. А вот Веня на своих кривоватых ножках носился за мальчишками, как стрела, и частенько подтявкивал им. Но надо сказать, что дети у нас были послушные, только переполненные энергией, и когда их просили, тут же замолкали и на некоторое время превращались в ангелочков. А уж папа имел на них необыкновенное влияние, у меня так командовать не получалось. Вот и сейчас Рома одним только окриком остановил суматоху.
— Так, бойцы! — сказал он, добавив в голос зычности.
Ваня с Пашей тут же замолкли и по привычке вытянулись в струнку. В эту игру Рома играл с ними, кажется, с тех самых пор, как дети слух обрели.
— Успокоились, — продолжил любящий папа, — пошли умылись, и бегом за стол. Каша стынет.
— Мама, а какая каша?
— Вкусная, — ответил за меня Рома. — Я уже пробовал. Бегом.
Дети убежали, а я всё-таки проговорила с сомнением:
— Рома, мы живём в казарме.
Роман Евгеньевич широко улыбнулся.
— Липа, они пацаны. Я всё делаю правильно.
— Ах, ты всё делаешь правильно? Замечательно. А я варю вкусную кашу, да?
Он засмеялся. Поднялся, ко мне подошёл и обнял меня. Мы покачнулись вместе из стороны в сторону, стояли, прижавшись друг к другу щеками.
— Я тебя люблю.
— Это хорошо, — сказала я. — Потому что я тебя тоже люблю. — Я мужа за руку взяла. — Рома, можно она приедет?
Роман Евгеньевич тут же напрягся, даже застонал.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом сейчас?
— Потому что ты сейчас добрый, — не стала я скрывать. — Ты меня любишь, и не откажешь.
Ромка брови сдвинул, отступил от меня, руки на груди сложил. Потом голову на бок склонил, меня разглядывая.
— Я откажу. Я не подкаблучник.
— Я и не говорю, что ты подкаблучник. Но ты же меня любишь?
— Это совсем другой разговор, Липа.
— Ничего подобного.
— А я тебе говорю: другой. Причём тут моя любовь и твоя сестра-зараза? Это, вообще, параллельные вселенные. Она даже не знает, что это за слово — любовь.
— Рома, — произнесла я его имя со всей имеющейся у меня серьёзностью.
— Липа, — вторил он мне.
В конце концов, я ему кулаком погрозила. И пообещала:
— Ты у меня дождёшься.
— Я умылся первый! — Ваня пробежал между нами, Рома его даже поймать не успел. За ним спешил Паша.
— Нет, я первый! Папа, я первый был, он меня обогнал в коридоре!
— Вы оба успели вовремя, — успокоила я сыновей.
Рома рассадил их по высоким стульчикам, погрозил пальцем скакавшему по кухне Вене, а сыновьям ложки протянул.