Книга Королевская кровь. Темное наследие - Ирина Котова

– Ты не замечаешь моей другой стороны, – сказал он добродушно и немного горько. – Я алкоголик, бабник и довольно резок на язык.

– А по-моему, ты слишком строг к себе, – возразила я яростно. – Не смей себя ругать, иначе побью!

Мартин ушел от меня, оставив после себя терпкое чувство сожаления и печали. И то ли его общая серьезность повлияла на меня, то ли усталость, но снова я остро ощутила, насколько же он старше меня. Настолько, что может быть терпелив к моим глупостям и не пытаться переломать меня.

Я вернулась в свои покои на следующий же день и за ужином, стараясь держать голову прямо и не обращать внимания на холодность старших сестер и внимательный взгляд Мариана, рассказала о том, что пережила.

– Странно, – закончила я с невнятным смешком, – что я могу обжечься о сигарету, Ангелина постоянно обжигалась о печку, раз огонь нас не трогает.

– Возможно, – сухо сказала Ани, взглянула на свои запястья… и побледнела немного. – Возможно, сила просто не тратится на пустяки.

Я согласилась. Я рада была, что она хотя бы вступила со мной в диалог.

Рассказ пришлось несколько раз повторить поутру, в Зеленом крыле, лично Тандаджи. Я делилась именами и фамилиями, по его просьбе вспоминала детали, одежду заговорщиков, обрывки фраз и говорила так долго, что у меня скулы заболели. Впрочем, тидусс ничем не выказал своего отношения – был вежлив, мягок («Крокодил, притворяющийся плюшевым», – съехидничал внутренний голос) и очень почтителен. Только настойчиво попросил быть осторожной впредь.

Я пообещала. Я вообще была удивительно покладиста в эти дни. Только периодически смотрела на телефон – и ждала звонка. Но Люк не звонил. Не писал.

Лишь через два дня после ранения в мои покои принесли букет нежных цветов. «Скучаю по тебе», – говорили розовые камелии. «Давай рискнем?», – шептали белые фиалки. Огненным лепестком поглядывал на меня мак, не требуя перевода. И опять был конверт – а в нем билеты и программка зала органной музыки в центре Иоаннесбурга. Выступление гениального органиста, запланированное через несколько дней, было помечено ручкой.

«Тебе понравится», – оказалось написано на обратной стороне.

Я словно услышала его хрипловатый насмешливый голос, взбодривший меня куда лучше крепкого кофе. Подошла к окну, распахнула его, вдыхая ледяной воздух, и улыбнулась.

Эльсен по телефону бушевал и метал молнии – на работу меня не выпускали. Зигфрид, когда я сунулась к нему, страдальчески развел руками.

– Извините, ваше высочество, ее величество запретила открывать вам переходы.

– Не ваша вина, Зигфрид, – зловеще улыбнулась я, чувствуя себя так, будто мне на шею накинута удавка. И пошла к Василине, ощущая, как в животе сворачивается ледяной узел страха перед грядущим скандалом. После посещения меня в лазарете мы сказали друг другу не больше десятка слов.

– Ее величество проводит совещание, – помощница Василины, сидящая у королевского кабинета, вежливо поднялась со своего места. – Простите, ваше высочество.

– Ничего, – я через силу улыбнулась. – Придется потревожить ее.

Я заглянула в дверь – Василина, строгая, застегнутая на все пуговицы, внимательно слушала министра обороны. Вокруг стола чинно сидели генералы – и все это форменное собрание повернуло головы, глядя на меня, дерзнувшую побеспокоить королеву. Вася настороженно подняла голову.

Я выдавила самую любезную улыбку.

– Доброе утро, господа. Ваше величество, сестра моя, уделите мне несколько минут. Прошу.

Василина немного покраснела и с волнением покрутила ручку, зажатую в пальцах. Кивнула.

– Господа, прошу, оставьте нас. Вернемся к разговору через пятнадцать минут.

Я подождала, пока краса и гордость нашей армии удалятся, и села напротив сестрички. Я нервно постукивала ногой, она нервно щелкала ручкой. Две девочки, которые не умеют и не любят ругаться. Но в глазах ее была твердость. Настоящая правительница.

– Мне нужно на работу, – начала я тихо и примирительно. – Отмени запрет, Василина.

– Ты легко можешь работать в Королевском лазарете, – предложила она, сжав в руках ручку.

– Вась, – я старалась говорить спокойно. – У меня есть работа. Есть обязательства. – В голове щелкнуло что-то мудрое, и я добавила: – Ты же не хочешь, чтобы уже к концу недели по всей стране шла молва, что третья принцесса побаловалась работой и ушла, даже не удосужившись предупредить? Подумай, какой это удар по репутации нашего дома.

Сестра вздохнула, на глазах превращаясь из грозной королевы в мягкую и не способную спорить Василину, и со стоном прижала руку ко лбу.

– Мариш. Я очень испугалась за тебя… тогда. И не хочу, чтобы это повторилось. Мне плевать на репутацию, лишь бы ты была жива.

– В больнице меня охраняют, – я пыталась поймать ее взгляд и убрать умоляющие нотки из голоса. – Из здания я не выхожу. Но там люди, Василина, которым я нужна. Там хирург, который говорит, что я для него – еще одна волшебная пара рук. Пусть это не такая значимая работа, как твоя, – я постаралась говорить не очень горько, – но это моя ответственность.

Василина хмурилась, но глаза были полны отчаяния.

– Мне жаль, что так случилось. Что я подвела тебя, – добавила я сдержанно. Врать трудно – я бы повторила свой побег еще раз. – Но запереть меня – очень плохая идея, Вась.

– И тем не менее, – произнесла она через силу, – я не вижу другого выхода. Я позвоню главврачу, извинюсь. Заплачу компенсацию. Если хочешь, мы попросим этого твоего хирурга перейти в лазарет.

– Его уже просили, – едва сдерживаясь, ответила я. – Он никуда не уйдет. Вась… хватит наказывать меня. Отпусти. Отпусти на работу, отпусти из дворца. Я куплю квартиру или дом, буду жить самостоятельно. Когда-то ты просила остаться с тобой, и я осталась. Но я больше не могу.

– Тогда была другая ситуация, Марина. Не такая тяжелая, как сейчас.

– У нас всегда тяжелая ситуация, и она становится лишь хуже, – парировала я. – Тогда я была нужна тебе, тебе было страшно, некомфортно и непривычно. Сейчас я только мешаю. С тобой рядом есть Ангелина, по сравнению с которой я проигрываю по всем статьям. Дай мне уйти.

– Это… из-за того, что я ударила тебя? – жалобно спросила она. Королевского в ней не осталось ни капли. Это снова была моя мягкая сестричка. – Мариш, прошу, прости меня. Я не знаю, как это получилось. Я понимаю, что этому нет оправдания… прости. Больше я тебя пальцем не трону, клянусь.

– Тронешь, – без злости, как можно мягче сказала я и на секунду сжала губы, чтобы не заплакать. – И ты прости меня. Это все мой злой язык. Я правда стараюсь измениться. Но я ведь настоящая головная боль, Вась. Я рано или поздно опять сделаю и скажу что-нибудь, от чего ты сорвешься. Вот Ангелину ты бы никогда не ударила.

Василина как-то грустно усмехнулась.