Книга Ночь Пса - Борис Иванов

- Тут надо кое-что уточнить, - возразил Пер. - Это не Ганс, а я работал с Толле… И тем не менее, я не думал, что использовать его идеи можно будет где-нибудь в обозримом будущем.

Не хватило интуиции. А вот сам Толле был в этом уверен с самого начала. Тут дело в особенностях науки Чура. Если это можно называть наукой. Они все что могли прочли из того, что им оставили сгоревшие в прах отцы - и премудрости физики и секреты физики и тайны математики… Они постарались все это понять и как могли переварили в своих головах, брошенные дети Чура… Но в этих же головах бродили и дико перевранные сказания Запретного Эпоса, и невероятные понятия Языка Псов и жуткая, искаженная логика всего мира постапокалипсиса… И черт знает какой коктейль образовался в этих головах!

- Продолжайте, Пер, - ободрил его Роше. - Неплохо узнать, наконец, с кем нам предстоит встретиться…

- Я уже сказал, - отозвался Густавссон, - что для выживших после термоядерной катастрофы поколений Чура характерна невероятно развитая интуиция. Так вот, сказать это - значит не сказать ничего! Лет сорок тому назад эти итальянцы - Кармоди и Реджиани - неплохо продемонстрировали всему миру чего можно добиться, растормозив скрытые сигнальные системы человеческого мозга. Так вот: это были только цветочки! Если Кармоди удалось, так сказать, сыграть на этом инструменте лишь пару тактов, то самый серый из колонистов Чура может исполнять на нем фуги и роковые композиции. Запросто! Мы вообще недооценивали богатство внутренней жизни этих людей. Воображаем, что она столь же бедна и аскетична, как их быт. А дело то обстоит наоборот! Это мы с нашей постоянной завязкой на среду, на внешние условия смешны им. Когда - в две тысячи сороковом, кажется, появилось доказательство невозможности построения единой теории поля, наши теоретики облегченно вздохнули и махнули рукой на эту тупиковую ветвь познания. На долгие годы. Занялись проблемами подпространственного перемещения и всем таким… А если разобраться, то Гартман и братья Измайловы всего-то и доказали тогда просто варант теоремы Г деля: непозможность непротиворечивого описания множества всех известных физических взаимодействий на формализованном языке современной физики. Только и всего. Я в свое время сам с тупым самодовольством растолковывал это Тору - тогда, на мой взгляд, зеленому мальчишке. Он, впрочем, наверное, мало изменился.

Он к этому отнесся совершенно спокойно, Торвальд Толле - к невозможности объединить в одной физике гравитацию, электричество и ядерные силы! К тому, что завело в тупик Эйнштейна, и от чего Гартман ушел в монастырь, а Ватанабе застрелился! А вот Тор ни капли не расстроился. Не стал делать из этого трагедии. И потихоньку слепил себе другую физику. Которая все это смогла. Это и многое другое. Правда, в ней - этой его физике, нельзя сформулировать понятие поля, и арифметика к ее объектам не всегда применима, но это уж - детали. Это ведь в нашем понимании Толле - крупнейший теоретик, а на Чуре он - Оружейник… И в его задачу входило не преодоление противоречий физических теорий, а создание надежного средства защиты от Нелюди.

Что, в общем-то, и было сделано.

Так вот - понять возможности, которые открывает подход Толле, я смог не сразу, а когда понял, я… Я написал донос на Ганса Крюге. Перед этим мы поспорили в последний раз. И, наконец, сформулировали свои позиции: Динамит стирал в порошок города, ядерное оружие - страны и континенты, - сказал мне Ганс тогда. - Антиматерия дала нам возможность сжигать планеты и взрывать звезды.

А то, что придумал Тор будет уничтожать миры. Это - то знание, которое человечеству не нужно и не будет нужно никогда. Может быть среди многих возможных Вселенных лишь наша обрела реальность, что в ней разуму не дано уничтожить себя… А то, что придумал он - это не от разума. Не от человеческого разума, по крайней мере. Это нарушает запрет. Нам должно хватить мудрости отказаться от этого знания.

От мира Чура - вообще, ибо он стал чужд самому существу Мира и Человека.

Я возражал ему. В конце концов, - говорил я, - гравитационное оружие никогда не будет применено в полную силу: достаточно, если мы будем создавать на пути потенциального противника непреодолимые барьеры, сворачивать его корабли в сторону. На худой конец, уничтожать какие-то объекты - базы, пусть даже города - гравитационным коллапсом. И вовсе незачем прибегать к крайности - к Свертке Миров… Тем более, к Свертке Космоса в целом. Тем более, что Свертку нельзя назвать уничтожением в полном смысле этого слова: речь идет, скорее, о перемещении свертываемого объекта в некий иной пространственно-временной континуум, свойства которого нам, конечно, заранее неизвестны…

Тут он перебил меня: Точно так же, как неизвестны нам свойства Того Света, куда случается отправлять врага или отправляться самим - с отпущением грехов или без…

И выложил главный свой аргумент: Никогда в истории, ни одной из цивилизаций не удалось сохранить монополию ни на какое чудо-оружие. Не знаю с кем в действительности собрались воевать наши стратеги - с Предтечами, с иными цивилизациями, с демонами ночи, но только очень скоро противник получит в руки точно такие же возможности манипулировать пространственно-временным континуумом, что и мы. И начнется стремительная эскалация разрушения. С тем только отличием от классического механизма наших, человеческих эскалаций, что мы можем не успеть найти общий язык с противником, природа которого нам неизвестна. И вина за то, что произойдет, падет на того, кто начал первым - на нас. Нет, Разум только тогда заслуживает названия Разума, когда он способен ограничить себя.

Тогда и я выложил свой аргумент. Точнее - свое кредо.

Нам не суждено знать, - сказал я ему, - погубит нас новое знание или не погубит. Но одно я знаю точно: нам не дано по своей воле отказаться от своего пути. И единственное, что может помочь нам устоять против бед, принесенных знанием, которого мы достигли - это новое знание, которого нам следует достичь как можно быстрее…

Потом нам нечего было уже сказать друг другу. Я отправился в свой блок и написал дополнение к нашему докладу - в конце концов, надо же было хоть как-то объяснить, почему один из двух его авторов отказался его подписывать. Я не стал, разумеется, вдаваться в те дебри философии, в которых увязли мы в своих ночных дискуссиях. Я коротко характеризовал Ганса, как принципиального противника дальнейшего развития отношений Федерации с Цивилизацией Чур, выразил предположение о том, что такая позиция может привести к неадекватным действиям уполномоченого Крюге в ходе текущего Контакта и к его общей необъективности в интерпретации имеющейся в нашем распоряжении информации и даже к ее прямому искажению…

Думаю, что я не покривил душой, хотя у тех, кто прочитал его, сложилась в отношении Ганса не совсем правильная иллюзия - к самим-то колонистам он отнюдь не был враждебен… В его к ним отношении было гораздо больше доброты и сострадания, чем в моем, например, отношении… В чисто эмоциональном плане ему понимание колонистов давалось неизмеримо лучше, чем мне.

Дальнейшее было вполне предсказуемо и не принесло никому ничего из того, что мы все ожидали. Ганса, не откладывая дела в долгий ящик, отозвали, и здесь, на Прерии, он занялся активной пропагандой против развития отношений с Цивилизацией Чур.