Книга Тринадцать гостей. Смерть белее снега - Джозеф Джефферсон Фарджон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Умерла, – повторил мистер Молтби после долгой паузы. – Марта Уик мертва.
– Да, – подтвердил ее не слишком убитый горем брат.
– Доктор Уик и Харви Стрейндж тоже мертвы, так что никто из трех мушкетеров не может подтвердить слова четвертого, который жив и обвиняет их во всех грехах.
– Я же с самого начала говорил, что не смогу ничего доказать. И теперь вы понимаете почему.
– Кто же убил вашу сестру?
– Я не убивал.
– Спрашиваю: кто убийца?
– Не знаю.
– Вы нашли ее уже мертвой?
– Нет, сестра была еще жива.
– Она была одна?
– Я больше никого не видел.
– Вас было только двое, но вы ее не убивали.
– Так оно и есть. Я в жизни никого не убивал.
– Продолжайте.
– С вашего разрешения. Я увидел ее, но она меня не заметила. Это было на тропинке. Марта возвращалась. По крайней мере, мне так показалось. Я остановился и стал ее ждать, но она свернула в сторону. Мне стало понятно, что сестра вовсе не возвращается и меня не видела, потому что я стоял под деревьями. Возможно, она по дороге назад что-то увидела за поворотом. Не знаю. Да и какая разница?
– Что же она увидела за поворотом?
– Машину. В канаве.
– Это, должно быть… – начал Дэвид, но спохватился и замолк на полуслове.
– Вы что-то знаете об этой машине? – с удивлением спросил Шоу.
– Сейчас это к делу не относится, – оборвал его Молтби. – Продолжайте, пожалуйста.
– А может, очень даже относится! – возразил дворецкий. – Ладно, бог с ним! В машине было открыто одно окно. Похоже, автомобиль был брошен, иначе сестра к нему бы не подошла. И даже тогда она двигалась очень осторожно. Я крался за ней, но Марта меня не видела. О боже!
Шоу неожиданно рассмеялся, первый раз за все время. Но смех этот был совсем не весел. Холодный и презрительный, он прозвучал как зловещий аккомпанемент этой страшной истории. Быстро оборвав свой неуместный всплеск эмоций, Шоу продолжил говорить все тем же бесцветным монотонным голосом:
– В машине кто-то сидел. Похоже, прятался. Не спрашивайте меня, кто это был и почему он там оказался. Мы оба этого не знали. Подкравшись к машине, сестра заглянула внутрь. Она подумала, что там прячусь я. Забавно, правда? Марта решила, что там сижу я. Каково? Наклонившись к окну, она сказала: «Ах, вот ты где прячешься, подлый убийца! Ну, сиди-сиди, пока я не приведу полицию! Это ведь ты убил его!»
И тут из окна высунулась рука и всадила нож ей прямо в лицо…
– Так вот где объявился Смит! – еле слышно произнес мистер Молтби.
Двадцать лет спустя
– Мисс Стрейндж!
Голос Лидии, раздавшийся в темноте холла, услышала только Джесси. А Нора, плотно прижавшая ухо к замочной скважине кухонной двери, старалась уловить доносившиеся до нее слова.
– Кажется, вас зовут, – окликнула ее Джесси.
Нора повернулась, и на этот раз призыв Лидии был услышан.
– Мисс Стрейндж! Вы не можете подняться наверх?
Нора стала быстро подниматься по лестнице. Она пыталась сориентироваться в темноте, чтобы найти какую-то точку опоры. Наверху Лидия пришла девушке на помощь, легонько сжав ее руку.
– Ваш отец просыпается. Мне кажется, вы должны быть рядом. Но я буду ждать за дверью, на случай если вам что-нибудь понадобится, – прошептала она.
– Да, спасибо, – пробормотала Нора и проскользнула в комнату.
В свете камина она увидела, как отец поднимает голову с подушки, и быстро заняла стул, на котором прежде сидела Лидия. Узнав дочь, мистер Стрейндж улыбнулся и стал оглядывать комнату.
– Вот видишь, Нора, мы все-таки добрались сюда. Как я и думал.
– Тебе лучше, дорогой?
– О да. Я отлично поспал. А ты как?
– Со мной все в порядке.
– Прекрасно. А тот молодой человек, который привел нас сюда?
– Он внизу вместе со всеми. Я же тебе говорила?
– Да-да. Я помню все, что ты мне говоришь. Перед взрывом мне запомнились кое-какие лица.
– Перед взрывом?
– Это был снежок. Он прилетел с вражеских позиций. Потом я уснул, а теперь проснулся и чувствую себя отдохнувшим. Сколько же я спал?
– Не очень долго.
– Сколько? Который сейчас час? Зажги лампу. Здесь была лампа – да, вон она, на столе. Тогда мы сможем узнать время… Здесь так уютно и хорошо.
Нора застыла в нерешительности. Но, вспомнив, что больше нет нужды сидеть в темноте, подошла к лампе и зажгла свет. Увидев кровать под пологом, она чуть вздрогнула, вспомнив о ее бывшем хозяине.
– Без тринадцати минут два, – сообщила она, взглянув на часы.
– Значит, через тринадцать минут… С Рождеством, дорогая! Надеюсь, оно будет счастливым. Я, правда, не совсем понял, откуда здесь все эти люди. Но в мире много непонятного…
– Их застигла метель, я же тебе говорила…
– Ах да. Поезд. Но я имел в виду другое. А где Чарльз?
Нора промолчала.
– Это здешний дворецкий. Неплохой парень. Он очень переживал, когда я ушел на фронт. Вот только слабовольный – был за ним такой грешок. Не думаю, что без меня твой дядюшка Харви… Впрочем, не будем о нем говорить. Так Чарльз здесь?
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– То есть… да, он здесь.
– Я рад. Да и куда ему деться? Я написал ему. Двадцать лет назад он тоже здесь был.
– Отец, может быть, ты еще поспишь? – озабоченно предложила Нора.
– Опять спать? Ни за что! – воскликнул Уильям Стрейндж. – Я же только что проснулся. Сколько времени? Без двенадцати минут? Двадцать лет назад в это самое время я стоял в холле вместе с твоей матерью. Мы ждали.
Мистер Стрейндж выпрямился и пристально посмотрел на Нору.
– Я когда-нибудь говорил тебе, дочка, что ты очень похожа на мать? Она была такая же хрупкая, но в ней чувствовалась внутренняя сила. В этом смысле тебе до нее далеко. Сколько же я ходил за своей избранницей, когда моя семья воспротивилась нашему браку, и убеждал, что не могу без нее жить. Наконец она сдалась, и мы поженились… Мне кажется, твоя мать тоже была счастлива все эти четыре года… Нора! Я должен спуститься вниз! Мне как-то не по себе в этой кровати…
Она нежно погладила его по руке.
– Поспи еще немного, папа.
– Нет-нет. Мне надо вниз! Я должен послушать, что он…
Стрейндж потрепал Нору по руке.
– Не волнуйся, дорогая. И выслушай, что я тебе скажу. Нам порой бывает трудно выражать свои мысли, но сегодня я чувствую необычайную легкость. Мы барахтаемся и пытаемся выплыть, но нас все равно уносит течением… В этом все дело. Мы не можем свободно изъявлять свою волю. Мой отец не одобрял такой философии – он был волевой человек и поступал как знал, не считаясь с обстоятельствами. Это единственное, в чем мы не сходились, за исключением, конечно, моей женитьбы… впрочем, тогда сыграло роль чужое влияние. Но что было, того не вернешь, а чему быть, того не миновать. Наши представления о добре и зле – это отражения наших собственных желаний и антипатий. Здесь мы не можем быть судьями. Я вообще не понимаю, как можно судить кого-то. Во время войны мне было не до рассуждений, а врагов просто ненавидел! А потом прилетел снаряд и превратил меня в бесполезную шелуху… Однако моя жизнь продолжалась… Только уже в другом мире… Мне кажется, ты не понимаешь, о чем я говорю. Тебе это представляется банальным и неинтересным?
