Книга Челомей - Николай Бодрихин

«Конечно, — размышляет Борис Николаевич, — он ожидал от нас продуманной инженерной оценки, а Жора тогда собраться не успел. “Да, — заметил он, — сковородка становится всё горячее”. Нам приходилось действительно вертеться, Владимир Николаевич неожиданным вопросом мог поставить в тупик в любую минуту».

«Вообще общение с Челомеем требовало максимальной собранности и напряжённой умственной работы, — вспоминал лауреат Государственной премии СССР М.С. Казаков. — Помимо решения сложных технических проблем в процессе разговора он мог задать любой, самый непрогнозируемый вопрос и требовал немедленного ответа. Например, сколько пиропатронов на двигателе или какой “це-икс” получен при испытаниях американских ракет. Мы такие вопросы называли КВН. А если ещё учесть, что всё время Генерального конструктора (кроме сна и приёма пищи) в период его пребывания на полигоне было отдано работе, то можно представить тот выматывающий ритм испытательской жизни, который возникал при появлении Челомея.

Результаты работ по основным темам, которые в очень сжатые сроки выполнил наш коллектив под руководством Владимира Николаевича, говорят сами за себя. Они показывают, чего может достичь дружный рабочий коллектив, возглавляемый талантливым руководителем» [52].

Секретарь Челомея Зоя Сергеевна Усова вспоминает:

«…Его секретарём я была почти четверть века — годы, месяцы и дни работы, наполняемые обыденными делами и великими событиями.

Никогда не забуду, каким бодрым, подтянутым вернулся Владимир Николаевич из последнего в своей жизни отпуска. Никогда не забуду и все юбилеи Владимира Николаевича, свидетельницей которых я была. Пятьдесят, шестьдесят и семьдесят лет — какие это были торжественные даты! Какие люди приезжали поздравлять его с утра и до позднего вечера непрерывным потоком! И все эти стороны, составляющие его деятельность, требовали очень много времени, энергии, сил и здоровья. У каждой стороны были текущие и предстоящие дела, которые было трудно чётко по минутам уложить в свой рабочий день заранее.

Каждый день был не похож на предыдущий. Он мог начаться с поездки в Министерство или в Академию наук, а мог начаться и с совещания на предприятии с последующими поездками в наши филиалы.

Как правило, рабочий день Генерального конструктора начинался в 8–9 часов утра и заканчивался в полночь, а во время пусков ракет Владимир Николаевич сутками не уезжал с предприятия, если не был на полигоне.

Каждая минута и каждый час были подчинены работе. Не было пустых праздных дней и часов, и даже дома у него была круглосуточная связь с предприятием.

Владимир Николаевич всегда спешил, ему всегда не хватало времени. Он постоянно находился в творческом поиске, стремясь довести до совершенства свои научные идеи и технические решения.

В свободное от основной работы время (как правило, по субботам) Владимир Николаевич читал лекции в МВТУ на кафедре, которую сам создал. Для него это были особые, светлые дни…

Так проходили дни, месяцы и годы многогранной деятельности Владимира Николаевича. Мне кажется, что он никогда не забывал о том, что сделанное им сегодня через годы продолжится в его сотрудниках и учениках. Как показала жизнь, труд и творчество Владимира Николаевича не умерли с его уходом из жизни.

Вспоминая прошлое, хотелось бы не лукавить и не приписывать себе тогдашней своё теперешнее видение, каким был Владимир Николаевич. Ведь только сейчас, спустя годы, осознаёшь всю значимость той работы, что делал Владимир Николаевич и весь коллектив предприятия. И я счастлива, что почти четверть века была причастна своим малым трудом к этим великим делам и свершениям.

Владимир Николаевич всегда живёт в моей памяти умным, красивым и обаятельным человеком» [50].

«Когда шли важные, интересные для него эксперименты, Владимир Николаевич буквально жил ими, нередко уезжал далеко за полночь, а в 8 утра уже появлялся на стенде. Причём не просто появлялся, но активно участвовал в испытаниях, предлагая и обосновывая новые режимы, а порой переходя к новому, более тонкому эксперименту. Думаю, что на подобное участие в одновременно черновой и творческой исследовательской работе у людей его уровня просто не было времени. Владимир Николаевич, как никто другой, был на своём месте», — вспоминает заместитель Генерального конструктора А.И. Бурганский.

«С Владимиром Николаевичем Челомеем меня познакомил мой близкий старший товарищ академик Кириллин, — вспоминает зять М.А. Суслова, член-корреспондент АН СССР и РАН Л.Н. Сумароков, специалист в области фундаментальных проблем информационных систем (прототипа отечественного Интернета. — Н. Б.). — Познакомились уже после смерти моего тестя, некогда видного партийного и государственного деятеля, так что грешить на какой-то конъюнктурный интерес (как в случае с Сергеем Хрущёвым, а такие упрёки были) не стоит. Мы встречались несколько раз, в том числе в кабинете в его офисе, на собраниях Академии наук и у него на даче. Он рассказывал мне, в том числе, историю своей карьеры, начиная с деятельности в качестве аспиранта, вплоть до Главного конструктора. Слушать его было интересно. Но на особо близкие отношения я, по понятным причинам, особо и не претендовал. И вдруг как-то в один из дней охрана сообщает, что напротив входа в мой институт стоит большая чёрная машина, известная в народе как “членовоз”. Выглянул в окно, точно! Академик прибыл безо всякого предупреждения, хорошо ещё, что я никуда не уехал и оказался на рабочем месте… Здание наше невелико, но всё же прошлись для порядка, особо осматривая техническую базу.

Вернулись ко мне в кабинет. Мы с академиком уселись перед дисплеем, готовясь провести поиски по проблематике, интересующей Челомея, в том числе с использованием спутниковой связи и работой с международно доступными базами данных. Челомей пошутил: — “Когда вы были в моём офисе, я рассказывал о своих делах. Давайте посмотрим сейчас на ваши, о них я уже немного наслышан”… Планирую: сейчас начнём сеанс по удалённому теледоступу. И вдруг — остановка. В офис буквально вбежал мой ближайший помощник Юрий Горностаев. “Леонид Николаевич, проблема со связью”, — сказал он огорчённо. А ведь только что всё работало… Ничего, бывает, пытался утешить меня академик. Главное, что принцип я понял и видел ваши схемы и распечатки по конкретным запросам. И опять пошутил — сегодня же скажу министру связи Талызину, чтобы лучше вам помогал (по иронии судьбы недавно ставшему его родственником: сын Талызина женился на дочери Челомея). Продолжил: какое это всё-таки могучее сочетание — ракеты из моей области и ваша информатика! А с телесеансом, Господь, видно, наказал нас за излишнюю спешку, это называется “визит-эффект”.

Стали прощаться. Я пошёл провожать академика к выходу. И опять появился догнавший нас Горностаев: верните гостя, связь восстановилась. Всё заработало… Что ж, тогда было на что посмотреть. Причём для нашей страны в диковинку, тем более что система реализовала смысловой поиск и создавалась на отечественной и СЭВовской технике, да ещё с использованием спутниковой связи. А уже позднее на нашей следующей встрече, кажется, у него на даче, Челомей сказал мне: “Какой вы всё-таки молодец, что вернули меня тогда… Как говорится, дорого яичко к христову дню”. Подарил мне “печатку” из саратовского арагонита с выгравированными факсимиле наших космонавтов. Она и сейчас у меня, когда работаю на террасе, лежит на столе, фиксируя бумаги, чтобы не разлетались по сторонам, если вдруг подует ветерок…»