Книга Армадэль. Том 2 - Уилки Коллинз

— Посмотрите, милостивые государыни и милостивые государи, — сказал он, — и если заметите что-нибудь замечательное, пожалуйста, скажите.

Комната была не очень велика, но хорошо освещена одним широким окном. Удобно меблированная, она отличалась от других подобных спален только тем, что в ней не было камина. Когда посетители это заметили, им было сообщено, что комната отапливалась зимой с помощью горячей воды, а потом их пригласили обратно в коридор, чтоб показать им то, чего они не могли заметить сами.

— Позвольте мне сказать вам одно слово, милостивые государыни и милостивые государи, — сказал доктор, — буквально одно слово о нервных расстройствах. Каков ход лечения, когда состояние нервной системы тревожит вас и вы обращаетесь к своему доктору? Он примет вас, выслушает и даст вам два рецепта: один написан на бумаге, и лекарство составляется в аптеке; другой даётся словесно в подходящую минуту, скажем, когда вы платите доктору за визит, и состоит в общей рекомендации сохранять душевное спокойствие. Дав этот превосходный совет, доктор оставляет вас избегать всех неприятностей вашими собственными усилиями, до следующего визита к нему. Здесь в действие вступает моя система и помогает вам. Когда я вижу, что вам необходимо сохранить душевное спокойствие, я устраиваю это. Я создаю для вас такую обстановку, в которой не допускаются десять тысяч безделиц, раздражающих нервных людей дома. Я ставлю непроходимый нравственный барьер между раздражением и вами. Найдите дверь, хлопающую в этом доме, если можете! Встретьте слугу в этом доме, который звенел бы чашками, когда уносит поднос! Найдите лающих собак, кричащих петухов, стучащих молотком работников, визгливых людей здесь — и я обязуюсь закрыть мою лечебницу завтра же! Разве эти неприятные вещи ничего не значат для нервных людей? Спросите их! Могут они избавиться от этих неприятностей дома? Спросите их! Разве десять минут раздражения от лая собаки или голоса плачущего ребёнка не перечёркнут той пользы, которую принесёт нервному больному месяц амбулаторного лечения? В Англии не найдётся ни одного сведущего доктора, который осмелился бы отрицать это. Моя система основана на этих простых правилах. Я утверждаю, что медицинское лечение нервных больных совершенно подчинено нравственному, духовному лечению. Нравственное лечение вы находите здесь. Это нравственное лечение, заботливо продолжаемое целый день, следует за больным в его комнату, ночью успокаивает его, без ведома его самого, — вы видите каким образом.

Доктор остановился перевести дух и в первый раз с тех пор, как посетители вошли в дом, посмотрел на мисс Гуильт. Она выступила вперёд и посмотрела на доктора. После минутной остановки, прокашлявшись, доктор продолжал:

— Положим, милостивые государыни и милостивые государи, что мой больной только что поступил ко мне. Его воображение наполнено нервными фантазиями и капризами, которые его друзья (с самыми лучшими намерениями) по неведению усиливали дома. Например, они боялись за него ночью. Они требовали, чтобы кто-нибудь спал с ним в комнате, или запрещали ему, из опасения какого-нибудь несчастья, запирать на ночь дверь. Он приходит ко мне в первую ночь и говорит: «Я не хочу, чтобы кто-нибудь спал у меня в комнате».

«Никто не будет спать».

«Я непременно хочу запереть мою дверь».

«Заприте».

Он запирает свою дверь и, успокоенный, уже расположенный к доверию, становится расположенным и ко сну от того, что ему позволено поступить по-своему. Все это очень хорошо, можете вы сказать, но положим, что-нибудь случится, положим, что с ним случится припадок ночью, тогда что? Вы увидите!

— Эй, мой милый друг, — вдруг обратился доктор к сонному мальчику. — Послушайте! Вы будете бедным больным, а я добрым доктором. Ступайте в эту комнату и заприте дверь. Вы заперли? Очень хорошо. Вы думаете, что я не могу войти к вам, если захочу? Я подожду, пока вы заснёте, нажму эту белую кнопку, спрятанную в парапете наружной стены — замок неслышно открывается, и я захожу в комнату, когда захочу. То же самое делается и с окном. Мой капризный больной не хочет отворять окна ночью, когда его следует отворить. Я опять ему потакаю.

«Непременно заприте, любезный сэр!» Как только он заснёт, я прижму чёрную ручку, спрятанную здесь в углу стены, — окно в комнате неслышно открывается, как вы видите. Положим, капризный больной непременно хочет отворить окно, когда ему следует затворить его. Пусть открывает! Я нажму другую ручку, когда он уляжется в постель, и окно тихо закроется в одну минуту. Ничто не раздражает его, милостивые государыни и милостивые государи, его решительно не раздражает ничто! Но я ещё с ним не закончил. Эпидемическая болезнь, несмотря на все мои предосторожности, может войти в эту лечебницу и потребовать необходимой дезинфекции комнаты больного. Или болезнь больного может усложниться ещё другой, кроме нервной болезни, положим, одышкой. В первом случае необходимо окуривание, во втором — увеличение кислорода в воздухе приносит облегчение. Эпидемический нервный больной скажет: «Я не хочу, чтобы у меня курили под носом!» Страдающий одышкой нервный больной приходит в ужас при мысли о химическом реактиве в комнате. Я неслышно окуриваю одного, я неслышно подаю кислород другому посредством простого аппарата, прикреплённого снаружи в углу. Он защищён деревянным ящиком, заперт моим ключом и сообщается посредством трубы с внутренностью комнаты. Посмотрите!

Бросив взгляд на мисс Гуильт, доктор отпер крышку деревянного ящика, показав большую керамическую банку со стеклянной трубой, обложенной пробкой и сообщавшейся со стеной. Снова бросив взгляд на мисс Гуильт, доктор опять запер крышку и спросил самым спокойным голосом, понятна ли его система.

— Я мог бы показать вам разные другие способы лечения в том же роде, — продолжал он, показывая дорогу вниз, — но это будет в основном только повторение того же. Нервный больной, который всегда может поступить по-своему, никогда не раздражается, а нервный больной, никогда не раздражающийся, всегда выздоравливает. Пожалуйте посмотрите аптеку, милостивые государыни, аптеку, а потом кухню.

Опять мисс Гуильт пошла позади посетителей, пристально глядя на комнату, которую доктор отворял, и на аппараты, которые доктор показывал. Опять, хотя ни одного слова не было сказано между ними, она его поняла. Мисс Гуильт знала так же хорошо, как если бы он признался в этом, что доктор хитро ввёл её в страшное искушение, при свидетелях, которые могли засвидетельствовать, не вдаваясь в подробности о безвредности приборов виденных ими, если бы случилось что-нибудь серьёзное. Аппарат, первоначально предназначенный для медицинских хитростей доктора, очевидно, должен быть теперь направлен для другого использования, о котором сам доктор, вероятно, не представлял до сих пор. И вероятно, что в этот же самый день об этом другом использовании ей будет тайно сообщено в присутствии настоящего свидетеля.

«Армадэль умрёт на этот раз, — сказала она сама себе, медленно спускаясь с лестницы. — Доктор убьёт его моими руками».

Посетители были в аптеке, когда она присоединилась к ним. Все дамы восхищались красотой старинного шкапика, и все дамы пожелали видеть, что там внутри. Доктор бросил взгляд на мисс Гуильт и добродушно покачал головой.