Книга Сказание о Йосте Берлинге - Сельма Лагерлеф

Оказывается, он любит их с болезненной, горячей нежностью, с восторгом, от которого у него выступили слезы на глазах. Он не знал, что для них сделать, не знал и не умел, но от этого любовь его не становилась меньше, любовь ко всем вместе и каждому по отдельности. Он любил их со всей их глупостью, грубостью и предрассудками. Неужели когда-то настанет день, что и они полюбят его…

Он очнулся от размышлений – его жена положила руку ему на плечо. Толпа рассеялась. Они стояли одни на парадной каменной лестнице усадьбы.

– О, Йоста, Йоста… как вы могли?

Она закрыла лицо ладонями и заплакала.

– Я сказал им всю правду! – воскликнул он. – Я никогда не обещал этой девочке на ней жениться. Я только сказал – приходи в пятницу, будет весело. Я же не волен над ее чувствами!

– Я совсем не про то. Как вы могли сказать людям, что я чиста и безгрешна? Неужели вы не знаете, как я грешна? Ведь я любила вас, еще когда была замужем, когда не имела на это права. Мне стыдно перед людьми, Йоста. Стыдно так, что я готова умереть.

И заплакала еще сильней, совсем по-детски, всхлипывая и шумно переводя дыхание.

Он долго смотрел на нее с восхищением.

– Любимая моя, – сказал он тихо. – Как вы добры и невинны… Какое счастье – иметь такую душу, как у вас.

Глава тридцать третья

Кевенхюллер

В семидесятые годы восемнадцатого века в Германии родился некий Кевенхюллер, впоследствии прославившийся ученостью, острым умом и редкостной изобретательностью. Он был сыном бургграфа, мог бы жить в замке и ездить на охоту с самим королем, если бы захотел.

Но он не хотел.

А что он хотел? Хотел, к примеру, укрепить на самой высокой башне замка ветряную мельницу. Переделать рыцарский зал в кузницу, а девичью – в часовую мастерскую. Дай ему волю, он заполнил бы весь замок вращающимися колесами и рычагами. Но поскольку воплотить в жизнь такие обширные проекты никто ему не разрешил, он надумал учиться на часовых дел мастера и покинул замок. Он узнал все, что можно узнать, о зубчатых колесиках, пружинах, анкерах и маятниках. Он научился делать солнечные и звездные часы, которыми пользуются астрономы, маятники с попискивающими канарейками и дующими в рожки пастушками. Он построил машину, с помощью которой можно было играть на колоколах разные мелодии, такую огромную, что еле уместилась в звоннице. Но мог смастерить и часики, умещающиеся в крошечном медальоне.

Получив диплом часового мастера, он взял посох, котомку с инструментами и пошел бродить из края в край, изучал, что делают в разных странах с шариками, роликами, колесами и шестеренками. Еще раз заметим, что Кевенхюллер был не обычным часовщиком – он был великим изобретателем, и, как у каждого великого человека, у него была великая цель: с помощью машин улучшить жизнь людей.

Много стран он обошел, пока добрался до Вермланда, где, как он слышал, достигли высокого искусства в изготовлении мельничных колес, а в шахтах используют подъемники.

И как-то ясным солнечным утром произошло знаменательное событие.

Он переходил городскую площадь в Карлстаде. Надо же было такому случиться, что лесная фея, дриада, или, как их называют в Вермланде, лесовичка, тоже решила прогуляться по городу. Ей стало скучно в лесу, к тому же одолевало любопытство: что это за штука такая – город, как там живут люди и чем занимаются? Она тоже переходила площадь, как раз навстречу Кевенхюллеру.

Вот это была встреча для дипломированного часовых дел мастера! У нее были яркие зеленые глаза, прямые светлые волосы чуть не до земли и платье из переливающегося муарового шелка, тоже зеленое, зеленее некуда. Троллица, язычница, можете называть ее как угодно, но среди девушек Карлстада, поголовно христианок, Кевенхюллер никогда не встречал такой несказанной красоты. Он, ошеломленный, замер на месте, а она шла ему навстречу.

Откуда она явилась? Из непроходимых лесов, где растут огромные, как деревья, папоротники, где высоченные сосны закрывают небо, где до оранжевой хвои, толстым слоем укрывшей землю, долетают лишь скупые брызги солнечного дождя? Где линнея карабкается по заросшим лишайником валунам?

До чего же мне хотелось бы оказаться на месте Кевенхюллера! Как я мечтала увидеть эту красавицу, посмотреть на листья папоротника и еловый лапник, вплетенные в прямые, неправдоподобно длинные волосы! Опасливо дотронуться до маленькой гадюки на шее, которую она носит вместо ожерелья! Представьте только ее гибкую рысью походку, представьте ореол ароматов сосновой смолы и земляники, линнеи и мха!

И представьте себя на месте тех, кто глазел на нее, когда она решила прогуляться по центральной площади Карлстада. Испуганные лошади бросались в галоп при виде ее развевающихся волос, уличные мальчишки бежали за ней любопытной стайкой, мясники побросали безмены и топоры и разинули рот от удивления. Женщины визжали, кто-то побежал за епископом – кто еще сможет выдворить нечистую силу из города? Не случилось бы беды…

А она шла, не замедляя и не ускоряя шаг, спокойно и величественно, а когда улыбнулась, Кевенхюллер заметил маленькие, острые, как у хищника, зубы.

Поверх платья она надела накидку – должно быть, посчитала, что в накидке люди не распознают, кто она такая. Но как вы думаете, что она забыла? Она забыла прикрыть хвост! И он волочился за ней по мостовой, и кисточка на конце забавно перепрыгивала с булыжника на булыжник.

Кевенхюллер заметил непорядок, и ему стало обидно, что такая красавица может сделаться предметом насмешек и издевательств. Он подошел к ней и с поклоном произнес заранее придуманную светскую фразу:

– Не соблаговолит ли ваша светлость подобрать шлейф?

Лесовичка была заметно тронута его заботой. А еще больше изысканной вежливостью, с какой он указал ей на ее оплошность. Она остановилась, посмотрела на него, и ему показалось, что искры ее взгляда зажгли ему голову.

– Знай, Кевенхюллер, что отныне ты своими волшебными руками можешь сотворить все что угодно, любое чудо, но при одном условии: повторить это чудо тебе не удастся.

Так она сказала, а ведь всем известно, что эти зеленоглазые красавицы из чащи всегда держат свое слово. И что они могут одарить человека, заслужившего их приязнь, любым талантом и любыми возможностями.

Кевенхюллер остался в Карлстаде, снял там мастерскую и работал день и ночь. И через восемь дней он и в самом деле сотворил чудо: самоходный экипаж. Он мог подниматься в гору и спускаться с горы, ехать по желанию хозяина быстрее или медленнее. Им можно было управлять, он поворачивал и разворачивался, его можно было остановить и снова привести в действие. Это было чудо, а не экипаж, и главное, не надо никаких лошадей! Он ехал сам по себе.

Кевенхюллер за одну ночь стал знаменитостью, самые уважаемые люди города искали с ним знакомства. Он был так горд своим самоходным экипажем, что поехал в Стокгольм – показать чудо техники королю. Своим ходом – ни перекладных, ни дилижансов, ни жестких деревянных лавок на постоялых дворах. Через несколько часов он въехал в королевский дворец.