Книга Когда зацветет сакура… - Алексей Воронков

Серая масса, освобождая проходы и минуя уютные каюты и салоны нижней палубы с их роскошью, со всеми этими паркетами, ковровыми дорожками, хрусталем, вкусно пахнущими ресторанами, смазливыми буфетчицами, ласковыми горничными, спешила поскорее убраться вон, чтобы вскоре сотни солдатских голов появились в открытых зевах иллюминаторов. Когда же трюмы оказались забитыми до отказа, нашлись счастливчики, кому было позволено занять пространство на закрытой прогулочной палубе, рядом с шезлонгами, спасательными шлюпками, на корме и даже на носу судна возле якорных агрегатов.

– Ну теперь и нам пора, – когда наступил черед комендантской роты, сказал Гончарук. – Граждане хорошие, а ну посторонись! Дайте пройти Красной армии!.. – подхватив поклажу Жаковых и расталкивая сгрудившуюся у трапа публику, кричал Вася.

Кто-то недовольно фырчал, кто-то пытался даже ругаться, но Вася не обращал на это внимания.

– А ну дорогу… дорогу славной Красной армии!..

Жаковы заняли каюту во втором классе.

– Товарищ начальник! Да ведь это ж несолидно, – упрекнул Алексея Гончарук. – Что ж получается? Эти господа-товарищи, – он кивнул в сторону пирса, – поплывут в первом классе и в люксах, – здесь он сделал ударение на втором слоге, – а вы, герои войны, да чтоб во втором? Нет, так не пойдет…

– А чем тебе второй класс не нравится? – удивился Алексей. – Те же две койки, ну разве что меньше зеркал да своего туалета нет. Так это не беда! Ну и другое… Они ведь билеты покупали, а что мы? – упорно сопротивлялся капитан, точно зная, что, будь на его месте Жора Бортник, тот бы обязательно занял каюту где-нибудь в первом классе, а то и в люксе. При этом заявил бы примерно так: «Мы победители, а потому все лучшее – нам». Но Алексей не любил пользоваться своим положением, считая это делом недостойным фронтовика. Конечно, Нине было бы удобнее путешествовать в двухместном люксе, где есть и душ, и ванна, но он твердо решил не изменять себе.

– Ты вот что, Вася… – сказал он ординарцу. – Бери свой вещмешок и дуй в соседнюю каюту. А если кто начнет говорить, что не по чину занял место, сразу беги ко мне.

Тот улыбнулся.

– Да вы, товарищ начальник, не беспокойтесь, я как-нибудь и сам разберусь.

Он лихо закинул за плечо автомат и, подхватив свободной рукой свой небогатый скарб, зашагал прочь.

Забежал на секунду Степа Кашук.

– Как только выйдем в море, я вас в гости приглашу, – подмигнул он Алексею. – Надо отпраздновать это дело. У меня там кое-что припрятано для этого случая, – многозначительно проговорил он.

Тот тоже устроился во втором классе, разделив каюту с пехотным старлеем. Сказал, что человек вроде неплохой, жаль только в преферанс не играет. Но дурное дело нехитрое – научим. А там, глядишь, и еще желающие найдутся.

«Жаль, Бортников с нами нет, – подумал Алексей. – Веселее было бы». Но те еще неделю назад отбыли на родину железной дорогой. Как только Жора получил предписание явиться в Хабаровск за новым назначением, так они и снялись. Ну ничего, Бог даст, еще встретятся.

…Погрузка закончилась ближе к вечеру. К тому времени солнце выглянуло из-за туч и стало медленно клониться к горизонту. Еще какой-нибудь час – и наступят сумерки. И тогда гигантский корабль, сияя огнями иллюминаторов и сигналя топовыми фонарями, покинет причал. Этого момента сейчас с нетерпением ждали все пассажиры.

Однако все произошло гораздо раньше, чем ожидалось. Не успело солнце коснуться верхушек далеких сопок, как теплоход подал протяжный гудок, и два буксира, тяжело оторвав его от стенки причала, потащили в сторону открытого моря. На пирсе осталась небольшая горстка провожающих. В большинстве это были местные жители. В руках у них были веточки сакуры, которыми они беспрерывно махали вслед уходящему кораблю.

– Помнишь, что ты мне однажды сказал? – взяв мужа под руку, улыбнулась Нина.

Вместе со всеми они вышли на палубу, чтобы в последний раз взглянуть на город.

– Ты это о чем? – машинально спросил он, не отрывая своего взгляда от стоящего на причале человека в модной фетровой шляпе и светлом плаще.

– «Мы уедем домой, когда зацветет сакура», – сказал ты. Так и случилось…

Жаков обнял ее и поцеловал в висок.

– Да, я помню это, – говорит он. – Кстати, ты взяла свою картину? Ну, ту, с веточкой цветущей сакуры…

– А разве ты забыл? Мы подарили ее Ченам. Они тогда пригласили нас на новоселье, и мы не знали, что с собой нести. И ты сказал: подари им свою картину.

– Да? А вот этого я не помню.

Но в эту минуту Жакова волновала не картина.

«А ведь это и впрямь Блэк! – подумал он. – Кого-то, видно, провожал. Но кого? Не меня же, в конце концов. Значит, на корабле находится его человек».

Ну ничего, разберемся. И не такие вопросы приходилось решать. Среди военных, ясное дело, того человека искать не надо – это кто-то из тех, что плывет под видом эмигранта. Ну а те все равно пройдут тщательную проверку на берегу. Опера из службы госбезопасности все выяснят: кто ты, откуда родом, чем занимался все эти годы… В общем, перетрясут всю биографию. А найти того человека надо. Или он не один? Скорее всего, не один. И плывут они не для того, чтобы выяснить, где русские собираются построить новый мыловаренный завод или же там фабрику детских игрушек. Им, скорее всего, нужны сведения о советской атомной бомбе. Американцы сейчас все силы сосредоточили на этом.

И немудрено. Ведь это и ежу понятно, что тот, кто сегодня владеет ядерным оружием, может диктовать свои условия всему миру. Потому Соединенные Штаты никоим образом не хотят уступать первенства. В секретных донесениях, которые Жаков получал от своих агентов из-за тридцать восьмой параллели, все чаще и чаще прослеживалась мысль о том, что американцы решили не дожидаться, когда у русских появится своя атомная бомба, и начать атомную бомбардировку советских городов. В это не хотелось верить – ведь еще недавно они были союзниками в борьбе против Гитлера, однако факты говорили сами за себя. В последнем донесении, полученном капитаном, говорилось о том, что янки привели свои войска в состояние полной боевой готовности. Снова война?..

Бедная Нина! Ей-то каково?.. Неужто на ее долю двух войн не хватило? А ведь она женщина… Женщина! Человек, который не воевать должен, а рожать детей…»

…Оттащив корабль к внешнему рейду, буксиры, пронзительно свистнув на прощание, устремились к берегу, поднимая высокие пенистые буруны. Где-то внизу глухо заработали машины; судно ожило и медленно потянулось в сторону открытого моря.

– Вот и все… Прощай, Гензан! – вздохнув, проговорил Жаков. И в этот момент откуда-то из глубин трюмов раздалось громкое «Ура!». Будто бы только сейчас для этих людей закончилась война.

Оставляя за собой широкую полосу кильватера, «Ильич» все дальше и дальше уходил на север. И скоро его поглотила ночь. Сырая, промозглая, с солеными ветрами и высокой волной, которая с гнетущим постоянством тяжело билась о борт. И все равно это была для многих, кто был здесь, самая лучшая в жизни ночь, время, когда на смену тяжелым думам приходило ясное осознание счастья. Это была ночь надежды…