Книга Дело принципа - Денис Драгунский

Я пожала плечами, хотя на самом деле это, конечно, было верно. Какой этот Фишер умный. Прямо-таки мысли читает. Может быть, это у него из-за профессии? Может быть, все агенты тайной полиции такие хитрецы – умеют менять облик, голос, доверительно заглядывать в глаза, нежно брать за ручку, влюблять в себя. Да, да, представьте себе – мне Фишер уже начинал нравиться. Я люблю людей, которые много чего умеют – например, влюблять в себя и читать мысли.

– Ничего удивительного, – сказал Фишер, опять-таки как будто читая мои мысли. – Девушка вашего круга, вашего происхождения, а самое главное, вашего образования и ума, конечно, не должна любить эти манерные вялые лилии, этих гипсовых длинноволосых малокровных девиц, которые из-за этой дурацкой моды глядят на нас со всех стен, чашек, блюдец, подзеркальников и пепельниц. Правда?

– Правда. А что будет с коляской?

– Не беспокойтесь, – сказал Фишер. Коляска остановилась прямо у черных дубовых дверей под небольшим козырьком, которые вели в этот дом. – Не беспокойтесь, – повторил Фишер, – коляску уберут. Мы же с вами работаем… – он помолчал, а потом добавил: – на… на…

– На империю и ее государя? – спросила я.

– Ну пусть будет так, – неопределенно ответил Фишер, кашлянул и добавил: – Во всяком случае, у нас есть кому забрать коляску. А в крайнем случае, прикрыть отступление.

Он длинным ключом открыл дверь.

В небольшом холле перед лифтом было почти совсем темно. Случайно залетевший отблеск луны дробился в зеркалах и позволял хоть едва-едва, но все-таки разглядеть обстановку – столик со стулом у лифта, темную дверь в швейцарскую.

– Я не буду зажигать свет, – сказал Фишер.

– Здесь есть электричество? – спросила я.

– Не надо так громко, – сказал Фишер. – Здесь всё есть.

Он взял меня за руку, подвел к лифту. Отвел в сторону решетчатую дверь. Мы вошли вовнутрь. Фишер, нашаривая кнопки, вслух сосчитал: «Ноль, один, два, три, четыре. Кажется, вот так». Нажал нужную кнопку. Лифт медленно поехал вверх, чередуя бархатный мрак перекрытий и слабый свет этажей. Вышли. Даже непонятно, почему это я все так подробно запомнила.

Фишер отворил дверь в квартиру, сказал «Минуточку», пробежал вперед. Действительно пробежал (я заметила еще на улице, что у него вдруг появлялась какая-то совсем подростковая припрыжка), тут же вернулся и сказал:

– Все, можно зажечь свет, – и зажег слабую электрическую лампу.

Это была небольшая, но странно просторная квартира.

Мебель, стоящая в ней, была хорошая и даже, можно сказать, красивая, явно недешевая, но с каким-то привкусом канцелярщины. Я никогда не бывала в официальных кабинетах, но мне почему-то показалось, что начальство средней руки – примерно на уровне статского советника или генерал-майора – должно существовать именно в такой служебной обстановке. Все очень добротно, аккуратно, комфортабельно, но абсолютно неуютно. Оно и правильно. Уют расслабляет.

– Вы так думаете? – спросил Фишер, потому что последние слова я произнесла вслух.

– Нет, – сказала я, – я так не думаю. Но я уверена, что так думал тот, кто обставлял эту комнату. Позволите присесть?

– Простите, что я не предложил вам первый, – сказал Фишер. Я села на диван. – Я полагал, что барышня может сесть, не испрашивая позволения.

– Смотря где, – возразила я.

– То есть? – переспросил Фишер.

– Мы же с вами не в фойе оперного театра, – сказала я. – И не у вас в гостях.

– Ну почему?

– А это что, ваша квартира? Господин Фишер, неужели вы здесь живете? Простите, но в это трудно поверить.

– Какая вы зануда и придира, – засмеялся он.

– Вы еще не знаете, какая я, – сказала я. – Но насчет зануды и придиры – это верно. Сейчас я буду дальше занудствовать и придираться. Эту квартиру вы сняли специально, чтобы следить за квартирой моей матери? Верно ведь?

– Верно, – сказал Фишер. – От вас ничего не скроешь.

– А чего тут скрывать? – засмеялась я. – Дома стоят в сотне шагов. Этаж почти тот же. Окна против окон. О чем тут вообще разговаривать? Не будете же вы утверждать, что графиня Гудрун фон Мерзебург специально сняла квартиру в весьма дорогом доме на Инзеле, чтобы следить за вами? Ну не за вами лично, разумеется, а за всеми теми людьми, которые, не знаю, как назвать, но вы поняли, о чем я…

– Неплохая мысль, – засмеялся Фишер. – Непременно уточню, кто здесь оказался раньше: она или я, для краткости! – сказал он. – Смешно, если окажется, что мы следили друг за другом. Хотя вряд ли.

– Не знаю, – сказала я. – Хотя я ни капельки бы этому не удивилась. Моя мама может все. Имейте это в виду на всякий случай.

– Откуда вы все это знаете? – спросил он.

– Я чувствую, – сказала я.

– Это немаловажно, – серьезно кивнул он.

– Придирки и занудства еще не закончены, – сказала я. – Вы явно не герой-одиночка.

– Откуда вы знаете? – Мне показалось, что господин Фишер чуть-чуть обиделся.

– Будем рассуждать логически, – сказала я. – Во-первых, у вас есть помощники. Кто-то сейчас уберет извозчичью коляску. А до этого кто-то вам ее дал. Вы как-то связаны с этим Петером из Белграда – вы же мне сами об этом говорили. Вы адвокат по своей, так сказать, гражданской службе, но не очень богатый и знаменитый, так что вряд ли вы бы смогли снять себе апартаменты на Инзеле. Опять же обстановка этих апартаментов имеет явный официальный душок. Но это все мелочи. Самое главное другое. Неужели во всей нашей империи есть только один человек – адвокат и секретный агент Отто Фишер, – который один-одинешенек пытается спасти кайзера от пули, Великую Империю от разгрома, весь наш сладкий карнавал от закрытия? Если бы это было так, то кайзера давно бы повесили кверху ногами – да простит меня бог за столь кощунственные слова! – а на месте Великой Империи заплясал бы веселый хоровод стран-недомерков. Не смешите меня, господин Фишер. Так не бывает. Скорее, наоборот. Это какие-то герои-одиночки, то есть негодяи-отщепенцы, хотят убить нашего кайзера и прикрыть наш карнавал – разве нет?

– Их довольно много, – неопределенно сказал Фишер.

– Но ведь меньше, чем патриотов?

– Большинство людей – равнодушные и себялюбивые создания. Им наплевать и на кайзера, и на империю, на большой венский карнавал и блестящие оперные сезоны в Штефанбурге. Работа-дом-жалованье. Жена-дети-обед. Идеалистов мало, тем более идеалистов империи.

– Не морочьте мне голову, Фишер! – закричала я. – Простите, что без церемоний – не «господин Фишер». Не валяйте дурака, Фишер! Не уводите разговор! Я с вами тут не о психологии толпы говорю. И не о желаниях простого обывателя. Я говорю о вещах простых, касающихся вас и вашей цели, если она у вас, конечно, есть. Вы не герой-одиночка, я еще раз повторяю. За вами армия, полиция, контрразведка. За вами целая организация, а может быть, и не одна. Если вы твердо уверены в том, что графиня фон Мерзебург и ее юный любовник – суть главные враги империи – что вам стоит застрелить их из ружья? Вот так, через окошко.