Книга По ту сторону Нила - Николь Фосселер

Ройстон устроился на скамейке, уронив руки на колени, и смотрел вдаль. Стоял только конец марта, а природе как будто не терпелось сбросить с себя любое напоминание о зиме. На деревьях уже пробивалась бледная зелень, набухали белые, нежно-розовые и желтые почки, заливались счастливые птицы. Радостный Генри, которому были неведомы терзания человеческого сердца, гонял по уже покрытой сочной травой лужайке одному ему видимых кроликов.

– А что слышно о Грейс?

Стивен, не размыкая век, покачал головой:

– Ничего. После той открытки из Каира.

Ройстон задумался. Как все-таки тесно переплетаются в жизни счастье и горе, радость и смерть.

– Ну, и каково оно, быть женатым человеком? – спросил он Стивена.

Стивен засмеялся так, что заходил ходуном кадык на костлявом горле.

– Все еще сомневаешься? – Он выпрямился и посмотрел на друга. – С Бекки мне хорошо. – Стивен вытащил из кармана пиджака сигареты, закурил сам и протянул портсигар Ройстону. – Очень хорошо. – И уже тише добавил: – Я перестал видеть кошмарные сны с тех пор, как она спит со мной. – Он снова поднял голову, глядя куда-то в кроны дубов. Ройстона растрогало умиротворенное выражение его лица. – Бекки… – чуть слышно повторил Стивен. – Бекки – это лучшее, что есть и могло бы быть у меня.

На губах Стивена заиграла улыбка, смущенная, как у влюбленного школьника, и в то же время блаженно-радостная, как у пожившего человека, которого после стольких лет страданий судьба наконец-таки наградила счастьем.

– Мне приятно это слышать, – сказал Рой.

Стивен кивнул, и в глазах у него загорелись огоньки, не то насмешливые, не то задорные.

– Рад был с тобой повидаться. – Он хлопнул приятеля по плечу, зажал сигарету в углу рта и поднял тормоза. – Бывай! – Стивен стремительно покатил в сторону дома.

– Эй! – закричал ему вслед Ройстон. – Я что-то не так сказал?

Стивен остановился, вынул сигарету изо рта и хмыкнул.

– В этой жизни мне уже не суждено быть спринтером, – бросил он Ройстону через плечо. – Однако не думай, что моя голова работает так же плохо, как и ноги! Разве я не понимаю, ради кого ты так часто являешься в Шамлей Грин? – Он снова развернул кресло в направлении дома. – Она в ротонде, как всегда!

Ройстон покраснел до кончиков волос. Он стыдился и того, что Стивен видел его насквозь, и своих чувств к Аде. К младшей сестре Стивена, которую всегда помнил такой маленькой и робкой, к бывшей возлюбленной своего друга, которого Ройстон похоронил под Абу Клеа. Но, прежде чем он успел отреагировать на слова Стивена, тот уже скрылся в доме. Ройстон уперся локтями в колени и уронил голову на руки.

Они часто гуляли вместе с того самого сентябрьского дня, огромный Ройстон и маленькая, нежная Ада. Рука об руку бродили они по саду, голым осенним полям и припорошенным снегом зимним пустошам, вдоль скованной наледью или весело журчащей Кранлей. Они говорили о Саймоне и войне, о жизни и смерти. И о том, что их судьбы сложились совсем не так, как они когда-то думали. Ройстон пришел к выводу, что должен проводить как можно больше времени в Эстрехэме, откуда рукой подать до Шамлей Грин. А когда Ада снова отправилась в Бедфорд, он стал заезжать за ней туда, чтобы забрать на концерт или на выставку. Так у них появлялись новые темы для разговоров.

Ройстон убрал руки от лица и в задумчивости потер пальцы. Отсюда хорошо просматривались белые колонны ротонды на фоне дубовой рощицы. Самым разумным сейчас было бы просто уйти, не поздоровавшись с Адой. Однако желание видеть ее пересилило. Ройстон медленно встал и, глубоко спрятав руки в карманах, вразвалочку побрел через лужайку.

Она сидела на нижней ступеньке освещенной солнцем ротонды, одной рукой придерживая поднятый воротник своего темно-синего жакета, а другой – открытую книгу на коленях. В ушах болтались изящные серьги, которые в сочетании с высоко поднятыми волосами делали ее взрослой. У Ройстона защемило сердце, когда Ада подняла на него улыбающиеся глаза.

– Привет, Ройстон.

– Привет, Адс, можно присесть?

– Конечно.

– Как дела? – спросил Ройстон, опускаясь на скамью.

Ада посмотрела в сад и задумчиво кивнула.

– Думаю, все в порядке. Более-менее. – Она захлопнула книгу и выпрямилась. – По крайней мере, теперь у меня есть то, что принято считать нормальной человеческой жизнью.

– И тебе все еще не наскучило учиться? – Ройстон кивнул на книгу.

– О нет! – воскликнула Адс.

Она вспомнила Бедфорд, ставший для нее вторым домом, несмотря на связанные с ним самые тяжелые моменты ее теперь уже двадцатитрехлетней жизни; свою уютную съемную комнатку в Мэрилебоне[21], откуда она в будние дни отправлялась в колледж, чтобы на старом «Бехштейне»[22]открывать юным воспитанницам нежную прелесть Шопена или чарующую мощь Бетховена. В студии для занятий изобразительным искусством она учила их обращаться с углем и акварелью, рассказывала о перспективе, игре света и тени и приемах старых мастеров. А иногда отправлялась вместе с ними в Национальную галерею, что на Трафальгарской площади, чтобы дать девушкам возможность увидеть шедевры воочию. Она смотрела на лица своих подопечных, сосредоточенные и воодушевленные, разочарованные и равнодушные. Среди них попадались миловидные, почти красавицы, и незаметные серые мышки, умные головы, утонченные души и недалекие простушки. Одним из них нравилось учиться, других к этому принудили родители; были здесь и те, кто коротал в колледже время до свадьбы, а другие вовсе не строили планов на замужество и хотели посвятить свою жизнь работе. Встречались темпераментные, самоуверенные, даже дерзкие, и тихие от природы девушки, которые от застенчивости почти не раскрывали на занятиях рта.

Именно такие скромницы особенно нравились Аде, как ни старалась она, имевшая репутацию терпеливого и внимательного преподавателя, сохранить беспристрастность в отношении всех своих воспитанниц. Она ведь и сама была такой когда-то давно, вечность тому назад.

– Я так люблю Бедфорд, – призналась она Ройстону. – Это здорово, наблюдать, как девушки открывают для себя что-то новое и развиваются, прежде всего как личности. Это… это придает смысл моей жизни. – Она искоса взглянула на него и смущенно улыбнулась.

Ройстон молчал.

– Рад видеть, что полковнику лучше, – заметил он наконец.

Ада кивнула, и серьги у нее в ушах закачались.

– Да, он идет на поправку. Пусть медленно, но верно. – Она сдвинула брови. – Он не признается, но, по-моему, очень страдает от того, что был вынужден выйти в отставку. Однако нет худа без добра: этот удар снова сблизил его с матерью, чему мы со Стиви очень рады.