Книга Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая - Юн Чжан

Когда ближе к концу 1900 года Цыси получила проект «Боксерского протокола» и прочитала его, ее «охватили самые разные чувства», в том числе ощущение облегчения. Больше всего она боялась утраты ее страной суверенитета или принуждения ее самой к отставке в пользу императора Гуансюя. Ни того ни другого не случилось. Требования союзников выглядели обоснованными, и по сравнению с Симоносекским договором военная контрибуция представлялась не такой возмутительной. Из-за того, что союзники по большому счету сохранили императорские дворцы, а также столицу, отношение Цыси к Западу несколько потеплело. На протяжении ее изгнания вдовствующая императрица вспоминала былые события. Она видела, что ее политика привела к войне и злодеяниям, стоившим сотен тысяч жертв со стороны миссионеров, китайских подданных, ихэтуаней, военнослужащих и простых мирных граждан. Вспоминая, насколько сблизилась с «боксерами», Цыси считала, что «иностранцы слишком нас задирали». Но все-таки она признала, что, «раз уж я несу ответственность за свою страну, мне не следовало допускать катастрофического развития событий. Здесь у меня случился провал. Я подвела наших предков и очень подвела свой народ». Как раз в таком состоянии духа она в самом начале года выпустила указ, который назвала Декрет о самопорицании (цзыцзэ чжичжао). В этом указе она призналась в том, что «обдумывает последние события и ощущает себя пронзенной чувствами стыда и ярости по поводу допущенных ошибок». Она осудила «жестокую и невежественную чернь», нападавшую на христианские миссии и посольства, а также выразила благодарность за то, что западные союзники не опустились до возмездия зуб за зуб и «воздержались от посягательства на наш суверенитет и территориальную целостность». Много места она уделила тому ущербу, который нанесла сама: «Династию довели до края пропасти. Пристанища душ наших предков разрушили, а столицу разорили. Тысячи семей просвещенных чиновников остались без жилья, сотни тысяч солдат и гражданских лиц погибли или получили увечья…» Притом что она все-таки пыталась оправдаться и переложить часть вины на других сановников, в том числе тех, кто поощрял «боксеров», главную вину она брала на себя: «Какое я имею право упрекать других людей, когда не могу по достоинству упрекнуть себя?» Она делала акцент на ее собственном «раскаянии по поводу случившейся катастрофы» (хой-хо), которую она же и сотворила.

Цыси знала раскаяние и формулировала его много раз. «Боксерское восстание» послужило поворотным событием, и жизнь при дворе теперь делилась на этапы до и после него. С искренним раскаянием вдовствующая императрица призывала к переменам. 29 января 1901 года еще в Сиани она выпустила указ, послуживший сигналом к началу нового периода ее правления. Его суть выражалась призывом «учиться у Запада»: «Вдовствующая императрица повелевает своему народу внедрять все передовое, что достигнуто в зарубежных странах, так как только таким путем мы сможем воплотить в жизнь чаяния подданных в Китае». Подобные чувства выражались и в прошлом, но теперь задачей перемен ставилось заимствование «всех принципов, обеспечивших богатство и мощь зарубежных государств», охватывающих «династическое правление, национальные традиции, методы управления, источники существования народа, системы просвещения, военную сферу и финансовые дела». В другом указе она к тому же объявляла: «Осуществление этих перемен представляется делом жизни или смерти нашей страны, а наш народ получает шанс на улучшение своей жизни. Император и я настроены на осуществление перемен ради блага нашей династии и во имя благополучия нашего народа. Другого пути нам не дано».

Ее инициативы получили всеобщую поддержку – вразрез с ихэтуаньской неразберихой или благодаря ей. На примере оккупации иностранными войсками Пекина и Тяньцзиня жители севера Китая наглядно увидели, как это сделали южане в Гонконге и Шанхае, чего можно добиться методами управления в западном стиле и насколько может улучшиться их жизнь. Здесь влияние европейцев просматривалось гораздо нагляднее, ведь когда они после «опиумной войны» взяли эти области под свой контроль в начале 1840-х годов, на месте двух этих южных городов располагались деревни рыбаков и болота. Пекин и Тяньцзинь, в свою очередь, представляли собой крупные города с миллионным населением и средоточением мандаринов, поголовно получивших опыт жизни при отлаженной и рациональной системе управления. Больше всего повезло жителям Тяньцзиня, где оккупация продолжалась два года, а переходную его администрацию назначили западные союзники. Этот город из средневековой отсталости преобразовали в современный мегаполис. К концу своего правления эта администрация собрала налогов на 2 758 651 лян серебром, а потратила 2 578 627 лянов. Причем учли каждый фень расходов, а результат и так был налицо: впервые горожане пользовались водопроводом, трамваем, уличным освещением и телефоном. В городе постоянно проводилась генеральная уборка, была создана материально-техническая база для санитарной профилактики. С улиц вывозились горы бытового мусора. Внедрили такое новшество, как общественные отхожие места. Общественный порядок поддерживался силами правопорядка западного типа[48]. Появилось всеобщее осознание полезности западной модели жизни. Знаменитый реформатор наместник Чжан Чжидун отмечал: «Не в пример тому, что было 30 лет назад, народ теперь восхищается богатством Запада и горюет по поводу нищеты Китая; с благоговейным страхом взирает на мощь западных армий и высмеивает малодушие солдат императорских войск; радуется честности, а также непринужденности чиновников таможни [при Роберте Харте] и питает отвращение к придирчивости собственных сборщиков налогов Китая; нахваливает упорядоченное правление городами по западному образцу и возмущается притеснениями со стороны наших чиновников, как крупных, так и мелких».

Провинциальные наместники предоставили Цыси полную свою поддержку. То же самое касается сторонников реформ, которые теперь составляли штат центрального правительства, так как ненавидящих иностранцев сановников разжаловали или отстранили от настоящих государственных дел. Понятно, что до сих пор встречались противники Запада и реакционеры, но они как минимум помалкивали и не осмеливались подрывать политический курс Цыси. Американский миссионер Вильям Александр Парсонс Мартин, проживший в Китае не один десяток лет, поделился своими ощущениями того, что «дух реформы распространился по всей стране и душа народа принадлежала ей», то есть вдовствующей императрице.

Министры западных правительств признали Цыси бесспорным правителем и начали рассматривать ее в качестве «равной Екатерине Великой в России, Елизавете в Англии, египетским царицам Хатшепсут и Клеопатре, считавшимся у них величайшими женщинами-правительницами в истории человечества». Они приняли решение налаживать с ней сотрудничество. Вдохновленная этой широчайшей поддержкой Цыси в последующие годы встала на курс таких мощных и радикальных перемен, что они заслуживают названия «настоящей революции в истории современного Китая».