Книга Легенда Лукоморья - Юлия Набокова

– Варфоломей! – прикрикнула я, осторожно прикладывая ткань к израненной коже рыцаря. Ив еще слишком измотан, чтобы вылечить себя. Да и немало сил ушло на то, чтобы вытащить нас из терема. Ему бы отлежаться пару дней. Но сейчас для нас это непозволительная роскошь. Свадьба Василисы через два дня. А, учитывая наш побег, ее могут перенести и на более ранний срок. Надо выручать чародейку немедленно.

– Ладно-ладно, не прав, признаю.

– Я же как лучше хотел, – заметил Ив.

– А получилось, как всегда, – брякнул вредный кот.

– Варфоломей!

– Ладно-ладно, молчу. Что Василиса-то говорит?

– Во время ночного дозора я пробрался к ней в горницу, коротко поведал, что к чему. Она сначала не поверила мне, но как про тебя услышала, так разом в путь засобиралась.

– Так она меня помнит? – подпрыгнул Варфоломей.

– Помнила, пока ее Агриппина не околдовала, – ответила за Ива я.

– А дальше что было? – поторопил рыцаря кот.

– А дальше только мы во двор вышли, как меня стража скрутила, а Василису увели. Я уже потом узнал, что на ее горницу особые охранные чары наложены и, как только Василиса ночью горницу покинет, тут же Агриппине станет известно. Она и стражу подняла.

– А днем? – спросила я. – Ведь Василиса свободно гуляет по терему.

– А днем чары действуют так, что Агриппина узнает о побеге Василисы, как только та подойдет к воротам.

– И успеет ее остановить, – нахмурился кот.

– И тут она пойдет на все, – заметила я, – потому что знает: стоит Василисе ступить за ворота, как та одолеет ее без особого труда.

– Вот бы убедить Агриппину снять чары! – размечтался кот.

– И лишиться своего единственного преимущества? – покачал головой Ив. – Никогда.

– Тогда придется брать терем штурмом, – насупился Варфоломей.

– Отличная идея! – оценила я. – Только штурмовиков-то где возьмем? Что-то я не вижу ни армии союзников, ни вывески «Охранное агентство «33 богатыря».

– Да уж, рассчитывать придется только на себя, – признал кот. – Если только…

– Если только что? – ухватилась за фразу я.

– Если только Горыныча позвать. – Кот почесал за ухом и тряхнул головой. – Нет, ничего не выйдет. Забудь!

Комфортабельные апартаменты Змея Горыныча были надежно укрыты от непрошеных гостей в пещерах Скалистых гор. Огороженные дремучим лесом и непроходимыми болотами, горы обеспечивали своему жильцу безопасность, уединение и роскошный вид с вершины, где Горыныч привык любоваться закатом. Зная об этой его привычке от Варфоломея, я отправилась в путь ближе к вечеру. Хорошенько загримировавшись под Бабу-ягу, взгромоздилась в ступу, махнула метлой и…

– Ну ты, бабка, гонишь! – с восхищением воскликнула одна голова.

– Поспешишь – людей насмешишь, – укоризненно изрекла вторая.

– Летит Яга, шатается, вздыхает на ходу: «Ой, топливо кончается, сейчас я упаду», – с ехидством изрекла третья.

– Вечор добрый, Змеюшка, – прохрипела я, вываливаясь из ступы.

– Здорово, старая! – радостно приветствовала первая голова.

– А добрый ли? – засомневалась вторая.

– Явилась к нам Баба-яга, на помине легка, – коряво продекламировала третья.

– Вспоминали меня? – насторожилась я. – По какому случаю?

– Да вот, схавали мы нынче одного костлявого хмыря, – облизнулась первая голова.

– Говори за себя! – возмутилась вторая. – Я ем одну лишь травку.

Я ошарашенно взглянула на среднюю голову-вегетарианку и опустила глаза на раздувшееся пузо Змея Горыныча. Однако! Интересно, как сочетаются ее вкусовые предпочтения с одним на троих желудком?

– Травка зеленеет, солнышко садится, не мычит корова, не поет синица, – с вдохновенным видом изрекла поэтически настроенная третья голова.

– А хмырь-то нам много чего набрехать успел, – развязно продолжала первая. – Все талдычил, что Баба-яга сбрендила. Царевичей живьем обгладывает, а головы ихние на колышки вокруг хаты вешает. Лутонюшку на днях в печи испекла да отужинала.

«Уж не Сидором ли поужинал Змей?» – обмерла я, но не успела ничего спросить, как голова мне попеняла:

– Что ж ты, яхонтовая моя, не позвала-то, не угостила?

– Всех звать, так Лутонюшек не напасешься, – сердито вырвалось у меня.

Первая голова оглушительно расхохоталась, вторая осуждающе покосилась, третья окончательно ушла в себя и с мечтательным видом шевелила губами, вероятно, сочиняя новый стих.

– Ох и пройдоха ты, бабка, – заметила первая голова.

– Хочешь жить – умей вертеться, – глубокомысленно изрекла вторая.

– Кручу, кручу, кручу, крылами кручу, – вдохновенно провыла третья, – с горы, с горы, с горы, как птица, лечу…

– Тсс! – хором оборвали ее другие головы и вытянули шеи на запад. Там ослепительным оранжевым шаром спускалось за горизонт солнце.

На несколько минут на горе воцарилась тишина, и только когда солнце окончательно исчезло из поля зрения, Змей Горыныч снова ожил.

– А ты чего прикатила-то? По делу или соскучилась?

– Базар есть, – рявкнула я.

Первая голова с уважением глянула на меня.

– Базар – благородное дело.

– Не дело это – гостей дорогих у порога держать, – вмешалась вторая голова.

– Правда твоя, – согласилась первая. И Горыныч, кряхтя на три голоса, поднялся и шагнул к входу в пещеру. – Пошли, что ли?

Уговаривать меня было не нужно, я с любопытством нырнула в проем между скал и попала в пещеру Али-Бабы.

Жилище Горыныча напомнило мне подводную пещеру знакомой атлантки Герти – те же блеск и роскошь самоцветов. Только если в пещере Герти сокровища золотым ковром стелились по полу, то жилище Горыныча было утыкано драгоценностями от пола до потолка. В прямом смысле.

На высоком, метров в пять, потолке рассыпались неведомые мне созвездия из самоцветов, каждый из которых был размером с кулак. Стены переливались драгоценными узорами: каждая щель в скале служила оправой для красивого камушка или золотого колечка. А на полу вдоль стен громоздились золотые горы. Подойдя к ближайшей из них, среди золотых монет, янтарных ожерелий и серебряных колец я с удивлением обнаружила чугунный котелок, обломок лопаты и колесо от телеги.

Стараясь не выдать восхищения от вида несметных богатств (Горыныч мог бы считаться первым олигархом в Лукоморье), я ухватилась за колесо и, выудив его из груды золота, покачала головой:

– Непорядок какой! Живешь, как на свалке. Разве ж это дело?

– Ты по делу пришла, – насупилась первая голова, – вот и дело сказывай. А как мне тут жить, сами разберемся.