Книга Чужая война. Книга третья - Вера Петрук

– Белый журавис – большая редкость в этих краях, – ответил Ол, и по его приглушенному голосу халруджи понял, что кучеяр надел маску ивэя. – В Сикелии даже дети знают о журависе, но очень немногие слышали о том, что журависа бывает два вида. Черный – тот самый, который заставляет нас пускать слюни в небо, и белый – тот, от которого такие, как ты, становятся послушными и смирными, словно ягнята. Проверим?

Регарди потряс головой, стараясь прогнать звон в ушах, но звук стал сильнее. Как и внезапная слабость в ногах.

– Что ты сделал?

– Как, ты не знаешь? – притворно воскликнул Ол, подступая ближе. Или, наоборот, отступая. Уши Арлинга заложило, словно внутри его головы осел густой туман.

– Разве учитель не рассказывал о белом журависе? Твое обучение солукраю должно было начаться с этого. Жаль, что ты узнал об этом так поздно. Понимаешь, солукрай и журавис, – настоящий, белый, – несопоставимы. Они противостоят друг другу, как дождь и солнце. Когда идет дождь, солнце не светит, а ясным днем дождя не бывает. По легенде, белый журавис вырастил один из братьев Нехебкая, когда узнал, что людям стала известна тайна бога. Здесь его не найти, этот цветочек растет только за Гургараном. В Сикелию журавис привезли сами же серкеты. Несмотря на то что он ослаблял их силу, некоторые Скользящие бредили равновесием в мире. И наш иман был один из них.

Слова лились из Ола нескончаемым потоком. Возможно, многие из них заинтересовали и удивили бы Арлинга, но в другое время и в другом месте.

– У тебя голова не болит? – участливо спросил кучеяр, опасно сокращая дистанцию.

У Регарди не было головы – на ее месте появился огненный шар, который пульсировал, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах. От него исходили волны жара, которые затрудняли дыхание и обжигали тело. Чувства исказились, став слабым подобием того, что раньше помогало ему смотреть на мир вместо утерянного зрения. Но самым странным было то, что он не мог вспомнить ни одного приема. А ведь ему казалось, что уроки имана впитались в него, как его собственные кровь и пот – в песок Огненного Круга школы. Арлинг поднимал руку, чтобы выполнить «Бархатный Закат», и не знал, что делать дальше. Услышав шаги Ола справа, он понял, что его сейчас атакуют и поспешно пригнулся. Однако движение, которое показалось ему быстрым, на самом деле, вышло неловким, слабым и медленным. Арлинг получил удар ногой в грудь и отлетел на кучу больных, которая смягчила падение.

– Вставай, Ар, мы только начали, – голос Ола раздавался одновременно из нескольких углов, сбивая с толку. – Потанцуем?

Танца не получилось. Каким-то чудом Арлинг отвел боковой удар по лицу, но пропустил атаку по шее. Если бы он отклонился чуть позже, глубокий порез сбоку стал бы смертельным – Ол метил в сонную артерию. Осознав, что бывший «избранный» оставил каручан и извлек нож, Регарди воспрянул духом. В ножевом бою на Огненном Круге Ол всегда проигрывал. Впрочем, повода для радости не оказалось. У Арлинга было пять ножей, спрятанных в сапогах и поясе, но если раньше он даже не задумывался о том, как держать лезвие, то сейчас пальцы сжимались вокруг рукояти в недоумении. Он хотел атаковать и не знал как, хотел метнуть нож и не мог.

– Ай-яй! – зацокал Ол, поднимая его за ворот рубахи. – Неужели передо мной победитель Боев Салаграна? Мне жаль Сохо. Погибнуть от рук слабака так глупо.

«Подумай о Сейфуллахе!» – велел себе Арлинг, но сосредоточиться не удавалось. Внимание было рассеянным, словно песок во время самума. Оно металось в разные стороны, кружилось и оседало на землю причудливыми формами. Ол порезал его, но Регарди не мог определить, где именно. Просто чувствовал кровь, которая текла по губам и липла на пальцах. Халруджи ощущал себя марионеткой, которая, оставшись без веревок кукольника, не знала, как жить дальше. Серкет играл с ним, катая по полу пещеры, и хохоча, как ребенок. Арлинг понимал, что времени осталось немного. Кучеяр никогда не отличался терпением, и момент, когда ему надоест играть с большой куклой, наступит скоро.

– Ты знаешь, что глупцы приносят миру больше вреда, чем люди, намеренно творящие зло? – назидательно произнес Ол и продемонстрировал такую «Радугу Пайриков», что лучше бы не получилось и у Арлинга. Регарди отлетел к входу, чувствуя себя камнем, сорвавшимся с утеса. Еще немного и он разбился бы вдребезги. Жаль, что учитель ничего не рассказал ему о белом журависе. Действительно жаль. Хотя вряд ли бы это что-то изменило. Сладкий запах ванили, земли и меда кружил по залу, наполняя легкие ядом, а голову пустотой. Никогда раньше халруджи не чувствовал себя таким равнодушным ко всему, что происходило вокруг.

Тело приземлилось тяжело и грузно, словно его никогда не учили падать. Арлингу показалось, что у него сломались все кости одновременно, а левое плечо, куда пришелся удар, покрылось трещинами. Если он встанет, то рассыплется на части – как статуя из глины, которую уронили на камни. Так не лучше ли остаться внизу и не двигаться? Все было бесполезно и лишено смысла. Какое-то время он старался вспомнить, зачем пришел в пещеру, где поселились болезнь, боль и смерть, но очень скоро оставил эти усилия. Ему было все равно.

Арлинг не удивился, когда Магда схватила его за руку и горячо зашептала на ухо.

– Вставай, чертов идиот! Давай же. Истинное мужество в презрении к смерти. Не бойся ее. Если правда то, о чем сказал лысый, то он тебе не соперник. Все легко тому, для кого создано. Солукрай создан для избранных. Создан для тебя. Очнись. Я не хочу здесь сдохнуть. Ты должен вытащить нас. Меня и своего господина. Слышишь? Вставай, кому говорят!

Магда впилась в него единственной рукой, не замечая, что ее пальцы разорвали кожу на его плече, обнажив кость и мышцы. Арлинг тряхнул головой и понял, что ему в лицо жарко дышала Хамна. Етобар не только очнулась, но откуда-то взяла силы, чтобы требовать от него невыполнимое.

Арлинг не успел подумать о смысле ее слов, потому что до него дошел Ол и принялся вспоминать приемы, которые когда-то разучивал на Огненном Круге. Кучеяр наносил удары разборчиво, метя по костям, чтобы травмировать и лишить подвижности руки и ноги. Но пока не убивал. Пока. Раньше халруджи испытывал к смерти самые разные чувства – ненавидел, ждал, любил, боялся, но никогда не был к ней равнодушным. Все случалось в первый раз.

Когда в следующий раз Арлинга швырнули к месту, где лежала Хамна, она зашептала быстрее, хотя слушать ее стало еще труднее. От наемницы воняло гноем и кровью, но он уже привык к этим запахам. Они были не хуже остальных в этом мире.

– Если ты умрешь, я убью Сейфуллаха, понял? – с ненавистью прошипела она. – Болезнь не заберет меня, не надейся. Но если ты сейчас встанешь и надерешь задницу этому лысому, клянусь, что не трону Аджухама, пока ты жив. Я не лгу. Давай, Арлинг. Я знаю, что такое белый журавис, но ты справишься. Ты сильный. Мало, кто может оставить на мне царапину, а ты отрубил руку. Доверяй себе!

Хамна перешла на хрип, который было невозможно разобрать, но Регарди стало не до нее. Кучеяр принялся пинать его, а Арлинг тщетно пытался вспомнить, как защищаться. Кажется, был такой прием, назывался «железная рубашка», но халруджи даже не знал, с чего начинать. А ведь он уже забыл о том, как это больно – когда тебя бьют в живот ногами.