Книга Жасминовые сестры - Корина Боманн

— Привет, Мелани, — прозвучал взволнованный голос Кати, сопровождаемый шумом двигателя. — Пожалуйста, приезжай в клинику. Речь идет о Роберте.

Больше она ничего не сказала. В груди у Мелани что-то сжалось. Она испуганно закрыла ладонью рот. Что же произошло? Неужели Роберту стало хуже?

Какое-то время она, как парализованная, стояла перед кроватью, затем резко повернулась, натянула на себя джинсы, которые все еще были в пыли после уборки на чердаке, и поспешно надела первую попавшуюся футболку из тех, что были под рукой. После этого Мелани бегом выскочила из комнаты. Ханна как раз направлялась в свою спальню, когда увидела правнучку.

— Дитя мое, что-то случилось? Ты такая бледная!

— Роберт… — проговорила Мелани сквозь слезы. — Катя попросила, чтобы я приехала в клинику.

— Тогда я поеду с тобой!

— Нет, оставайся здесь и ложись спать.

— Об этом не может быть и речи! Я не позволю тебе уехать одной в таком состоянии.

— Но…

— Что случилось? — спросила Мария сонным голосом, выглядывая из своей комнаты.

— Мелани едет в клинику, а я буду ее сопровождать.

— Но, maman, ты же не можешь среди ночи…

— Прекратите! — возмутилась Ханна. — Я вам не мумия! Я смогу отоспаться, когда умру. Так что давайте поторопимся!

Мелани с виноватым видом посмотрела на Марию и помчалась вниз.

— Я подгоню машину к дому, grand-mère, тогда тебе не придется идти по гравию.

— Хорошо! — ответила Ханна и пошла по лестнице вниз.

— Вы ведь позвоните мне, когда доберетесь, да? — крикнула им вслед обеспокоенная Мария, но Мелани уже вышла из дома, а Ханна даже не делала вид, будто хочет услышать то, что говорит ей ее дочь.

24

Париж, 1929–1943

Дидье смог добиться своего. Десятого февраля 1929 года, незадолго до родов, мы поженились. Это был очень теплый день, погода была почти весенняя. Дидье очень хотел видеть меня в свадебном платье моей свекрови, но это было невозможно. Вместо этого он заказал платье в Париже по старинной выкройке в стиле ампир. Юбка была настолько широкой, что мне удалось спрятать под ней свой живот.

— И без того будет достаточно слухов о том, что мы еще до свадьбы занимались любовью, а я даже не догадался попросить твоей руки, — сказал он, подмигивая мне, после того как я внимательно осмотрела платье. — Но это не должно иметь для нас значения, мы ведь живем в современном мире, не так ли?

Да, о нас действительно ходили сплетни, но они были связаны не столько с моим интересным положением, сколько с отсутствием моего свекра, который уехал, сославшись на важные дела. Свекровь присутствовала на свадьбе, но смогла изобразить на своем лице лишь вымученную улыбку. Дальние родственники, напротив, казалось, вздохнули с облегчением. Слухи о нетрадиционной ориентации Дидье теперь утихнут. Сейчас у него была супруга, да еще и беременная. Все сочли, что Дидье поступил очень благородно, признав «своего» ребенка.

Таким образом, у меня появилась еще одна тайна, которую я должна была хранить. Но, в отличие от остальных, она не была неприятной.

Празднование свадьбы прошло скромно в связи со всемирным экономическим кризисом, но нам этого было вполне достаточно. Со стороны Дидье было несколько друзей и его мать, а с моей стороны за столом сидели мадам Бланшар и ее подруги. Эти женщины искренне радовались, что теперь мне не придется рожать внебрачного ребенка. Я не решилась пригласить своих друзей из Берлина: нельзя было давать возможность Хансену выследить меня через них. Фотомодель просто исчезла, осталась лишь маленькая французская мастерица по изготовлению шляп, приехавшая из Индокитая. Никто не будет разыскивать такую женщину и шантажировать ее. Кроме того, мне повезло, что свекровь и свекор стыдились предстоящей свадьбы. Нигде, ни в одной газете, не было объявления — и я была только рада этому.

Утром после свадьбы (как и следовало ожидать, первой брачной ночи не было) я встала пораньше и отправилась на могилу Лорена.

Когда Дидье несколько недель назад снова привез меня в замок и объявил своим родителям, что хочет жениться на мне, я уже побывала в семейном склепе семьи де Вальер, однако не смогла там долго находиться. На этот раз меня охватила такая сильная боль, что я сквозь слезы не могла даже рассмотреть мраморную плиту с именем Лорена.

В то утро небо было ясным, лишь пара облаков обрамляла горизонт. Над лугами поднимался туман, роса капала с черных ветвей деревьев. Я обула сапоги, которые купила в Париже, и в простом коричневом платье пошла к фамильному склепу, находившемуся по другую сторону сада. В руке у меня был мой свадебный букет из роз и жасмина. Я договорилась с Дидье, чтобы флорист изготовил два одинаковых букета. Один из них, по обычаю, я бросила незамужним женщинам, находившимся среди гостей, а второй сразу же после венчания спрятала, потому что хотела отнести его Лорену.

Идя по едва видневшимся сквозь туман тропинкам и глядя на то, как солнце поднимается над лесом и окрашивает белый занавес тумана в розово-золотистый цвет, я чувствовала себя феей или каким-то лесным духом.

Наконец передо мной появился склеп. Два каменных ангела, стоявших по обе стороны входа, мрачно смотрели на меня, но со свадебным букетом в руке я чувствовала себя неуязвимой. Петли тихо заскрипели, когда я открыла дверь.

Помещение было мрачным и холодным, лишь несколько солнечных лучей падало сюда через отверстия под крышей. Кто-то зажег на саркофаге Лорена лампадку. Я подозревала, что это сделал Дидье, потому что он знал о моем плане.

Не обращая внимания на другие саркофаги, я подошла туда и положила руку на камень. Затем я поставила на него цветы.

— Я никогда никого не хотела, кроме тебя, — прошептала я тихо. — Прости, пожалуйста, что подвела тебя. Я вышла замуж за Дидье, однако ты, конечно, знаешь его тайну. Я люблю тебя, и только тебя.

Я чувствовала, как слезы сбегают вниз по моим щекам. Мне так хотелось, чтобы Лорен знал о том, что скоро у нас будет ребенок. Христиане верят, что существует небо, с которого мертвые смотрят вниз на живых. И в этот момент мне очень хотелось, чтобы это было правдой.

Всего через две недели после свадьбы у меня начались схватки. И время моей «неприкосновенности» закончилось. Из-за моего состояния Мадлен обращалась со мной очень бережно, как с сырым яйцом, но я знала: как только появится ребенок, она, конечно, попытается навязать мне и малышу свою волю.

Как бы там ни было, моя свекровь позаботилась о том, чтобы у меня были хорошая акушерка и врач, которые помогали бы мне. Не потому, что я ей нравилась, а потому, что семья де Вальер не хотела, чтобы люди говорили, что появиться на свет одному из членов их рода помогала какая-то повариха.

Сами роды показались мне бесконечно долгими, а то, что возле меня постоянно торчал кто-то, кто вытирал мне лоб, настолько сбивало меня с толку, что я в конце концов ужасно разозлилась. Тут нельзя было даже потеть, когда рожаешь ребенка!