Книга Маковое море - Амитав Гош

— Вам тоже! Бхало тахен!

Не успела Полетт сесть, как ее окликнул Джоду:

— Пора! Переоденься и будь готова. Сейчас тиндал Мамду тебя выпустит.

* * *

В полночь сдав вахту, Захарий облачился в сухое и завалился в койку одетым — в любую минуту непогода могла вновь призвать его на палубу. Мачты же разделись до нитки, оставив лишь шторм-стаксель, который, трепеща на сильном ветру, один отдувался за весь хор парусов. Даже на койке изрядно мотало, ибо волны, высотой в добрых двадцать футов, уже не перехлестывали через фальшборт, но обрушивались сверху и, уползая с палубы, шипели, точно прибой на песчаном берегу.

Дважды что-то зловеще хрустнуло, будто ломалась балка или мачта, и Захарий, мечтавший хорошенько выспаться, оставался начеку, ловя новые признаки крушения. Вот почему легкий стук в дверь подбросил его на койке. Перед сном Захарий погасил лампу, в каюте было темно; резкий крен на левый борт швырнул его к двери, и он непременно расквасил бы физиономию, не успей выставить плечо.

Когда пол под ногами выровнялся, Захарий окликнул:

— Кто там?

Не получив ответа, он распахнул дверь.

В кают-компании стюард Пинто оставил одну чадящую лампу; в ее тусклом свете маячил тщедушный ласкар в бандане, с клеенчатой накидки которого стекала вода. Лицо юнги пряталось в тени, и Захарий его не узнал.

— Ты кто? — спросил он. — Чего тебе?

Не дав ему договорить, шхуна легла на правый борт, отчего оба моряка влетели в каюту и грохнулись на пол. Едва они поднялись, как шхуна сделала левый крен, толкнув обоих на койку. Когда Захарий понял, что лежит рядом с ласкаром, из темноты донесся леденящий кровь шепот:

— Мистер Рейд… прошу вас…

Голос был пугающе знаком, однако так неуместен, что мог принадлежать лишь привидению. Утратив дар речи, Захарий весь покрылся мурашками, а голос не унимался:

— Мистер Рейд… это я… Полетт Ламбер…

— Что такое?..

Захарий ничуть не удивился бы, если б видение, соткавшееся из его мечтаний, растаяло в воздухе, однако оно упорствовало:

— Прошу вас… поверьте… это я, Полетт Ламбер…

— Быть не может!

— Это правда, мистер Рейд, — в темноте нашептывал голос. — Умоляю, не сердитесь, но я на борту с самого начала путешествия… в трюме… с женщинами…

— Нет! — Отодвинувшись, Захарий вжался в переборку. — Я следил за посадкой… Я бы заметил…

— Все так, мистер Рейд. Я взошла на борт вместе с переселенцами. Вы меня не распознали, потому что я была в сари.

Теперь Захарий поверил; мелькнула мысль, что надо бы радоваться, но, как всякий моряк, он не любил сюрпризов и вдобавок жутко смутился, поняв всю нелепость своих недавних страхов.

— Что ж, раз вы здесь, мисс Ламбер, значит, вам удалось выставить меня олухом, — сухо сказал Захарий.

— Уверяю, я этого не хотела.

Захарий пытался вернуть самообладание.

— Позвольте узнать, какая из женщин… в смысле, кто из них были вы?

— Конечно, мистер Рейд, — с готовностью ответила Полетт. — Вы часто меня видели, только не обращали внимания, когда я стирала на палубе. — Она понимала, что говорит лишнее, но от волнения не могла остановиться: — Рубашку, что на вас, стирала я, а также все ваше…

— Грязное белье? Это вы хотели сказать? — Щеки Захария пылали от унижения. — Будьте любезны объяснить, зачем вам понадобились эти уловки, весь этот обман. Только лишь для того, чтобы сделать из меня дурака?

Резкость его тона задела Полетт.

— Вы сильно заблуждаетесь, мистер Рейд, если считаете себя причиной моего присутствия здесь. Поверьте, я это сделала только ради себя. Вы прекрасно знаете, почему мне непременно надо было покинуть Калькутту. Другого способа не имелось, и я последовала примеру моей двоюродной бабушки, мадам Коммерсон.

— Вот как, мисс Ламбер? — язвительно осведомился Захарий. — По-моему, вы значительно ее превзошли, явив себя подлинным хамелеоном! Вы так овладели искусством перевоплощения, что я не удивлюсь, если оно стало вашей сутью.

«Почему встреча, которую она так ждала и на которую возлагала столько надежд, превратилась в злую пикировку?» — недоумевала Полетт. Но она не из тех, кто уклоняется от вызова. Ответный удар последовал, прежде чем она успела прикусить язык:

— О, вы чересчур мне льстите, мистер Рейд. Если кто и может состязаться со мной в перевоплощении, так это, несомненно, вы.

Несмотря на вой ветра и стук волн за бортом, в каюте возникла странная тишина. Захарий сглотнул и хрипло спросил:

— Стало быть, вы знаете?

Даже если б о его обмане возвестили с клотика грот-мачты, он бы не чувствовал себя разоблаченным жуликом больше, чем сейчас.

— Простите, я не хотела… — глухо выговорила Полетт.

— Я тоже не хотел вводить вас в заблуждение относительно моей расы, мисс Ламбер. В наших разговорах я намекал… нет, я пытался сказать… поверьте…

— Разве это важно? — мягко перебила Полетт в запоздалой попытке сгладить свой выпад. — Ведь любая наружность обманчива. Все хорошее и плохое, что в нас есть, не зависит от покроя одежды или цвета кожи. Что, если мошенник мир, а мы в нем белые вороны?

В ответ на это слабое оправдание Захарий пренебрежительно тряхнул головой:

— Для меня сие слишком мудрёно, мисс Ламбер. Прошу вас изъясняться прямо. Скажите, почему вы решили открыться именно сейчас? Ведь не за тем, чтобы уличить нас в обоюдном лукавстве?

— Нет, причина совсем иная. Знайте же, я пришла от имени наших общих друзей…

— Это кто ж такие?

— Например, боцман Али.

Захарий прикрыл рукой глаза; вряд ли что могло уязвить его сильнее, нежели имя человека, которого некогда он считал своим наставником.

— Теперь все ясно, — сказал он. — Вот, значит, как вы узнали о моем происхождении. Вы сами надумали этим меня шантажировать или боцман подсказал?

— Шантажировать? Как вам не стыдно, мистер Рейд!

* * *

Ветер был так силен, что Ноб Киссин-бабу не осмелился стоять на исхлестанной дождем палубе. Хорошо, что он покинул центральную каюту и квартировал в рубке, иначе путь к фане был бы невероятно долог. Но даже эти немногие ярды, отделявшие его от трюма, он не решился преодолеть на ногах и под прикрытием фальшборта медленно продвигался на четвереньках.

Задраенный трюмный люк открылся, едва приказчик легонько в него постучал. Маятник лампы высветил лица боцмана Али и ласкаров; из качавшихся гамаков команда наблюдала, как Ноб Киссин пробирается к камере.

Приказчик ни на кого не смотрел, кроме человека, ради которого сюда пришел, и думал лишь об исполнении своей миссии. Перед решеткой присев на корточки, он подал Нилу ключи: