Книга Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов

— Сейчас практически нет жесткой социальной прозы, как, скажем, это было в советское время. Нет сейчас таких авторов, как Войнович, Солженицын, Максимов, Владимов. И во власти сейчас нет относительно компетентных идеологических советников, какие были в советские времена. Нет таких фигур, как даже Феликс Кузнецов или Юрий Суровцев, которые при своем холуйстве и охранительстве были людьми образованными. Символ нынешнего времени — некомпетентность и непрофессионализм. Тот же Вл. Сурков — человек плохо образованный. Не сравнить с каким-нибудь Шепиловым. Не говоря уже о Сталине, который хорошо разбирался в литературе. Путин и его «чекисты», кроме Пикуля и Юлиана Семенова, вряд ли что-нибудь читали. А более молодые и циничные охранители, кстати, вышли из графоманского сообщества «падонков», эпигонов Сорокина и «фекалистов». Так что у нас постмодернизм отчасти является официальной идеологией.

— Вообще-то, может быть, и неплохо было бы, если власти обратили внимание на серьезную литературу и принялись ее прессовать. Когда есть пресс — и литература лучше. А так серьезная литература существует в гетто и особо никому не нужна.

— Уже не первый раз высказывается мысль, что неплохо бы, чтоб власть снова занялась литературой. Заклинаю: только не это! В гетто лучше, чем в Освенциме.

— Ну, между гетто и Освенцимом есть обширное поле разных взаимоотношений между властями и писателями. Вон Кортасар вынужден был покинуть Аргентину и жить в Европе. Или Маркес Колумбию. Но при этом сейчас писатель, чтобы его власть заметила и стала прессовать, должен не только писать критическую социальную прозу, но и активно заниматься либо политической деятельностью, либо выступать с критической оценкой властей и претендовать на роль морального авторитета. Как Солженицын. Или Генрих Белль, скажем. У нас на этой ниве Лимонов подвизается. Но, во-первых, давно ничего качественного не пишет, а во-вторых, не воспринимается как моральный авторитет. Получается пародия на Солженицына. Прилепин тоже, как многие считают, претендует на роль «авторитета», но тоже не тянет. Да и не прессуют его особо.

Так что «как при Кузнецове» у нас уже не будет, книги запрещать уже не будут. А вот грохнуть какого-нибудь писателя за смелые слова или побить запросто могут. Вон нобелевский лауреат Орхан Памук был вынужден покинуть Турцию — его за общественную позицию пригрозили убить исламисты, такое и у нас вполне может быть.

— Увы, нет у нас пока ни новых кандидатов в нобелевские лауреаты, ни писателей с ясной и четкой гражданской позицией.

— Потому власть и не лезет в художественную литературу, что убеждена в ее смерти. В нынешнем потоке словес редкий читатель доберется до собственно литературы, если ему никто не поможет. Так что это и не идиллия, поскольку даже из разговоров в комментариях видно, как мало знают сейчас современных писателей, которые того достойны.

— Многие смеются по поводу темы борьбы с мещанством в либеральной советской литературе шестидесятых годов. А советское мещанство нынче и рулит у нас. Путин — типичный советский мещанин. Или Жириновский. Или Зюганов. Как и большинство олигархов, силовиков, среднего класса, деятелей шоу-бизнеса. И вкусы у них мещанские, и мировоззрение.

— Можно ли назвать нынешних «отдыхающих» безобидным словом «мещане»? Цивилизацию они продолжают весьма успешно игнорировать (это, видимо, принципиальный протест), посему с грустью отметим, что остаются дикарями.

— Нет, они к цивилизации все же тянутся: приветствуют дешевые иномарки, золотые цепочки, Анталию и жарить шашлыки.

— Все лучше шашлыки жарить, чем в коммуналках друг друга по башке стиральными досками колотить. Нет у меня претензий к современным мещанам. Сидят себе тихо, никого не трогают, чинят примус, читают Донцову-Улицкую.

— Теперь цивилизация шагнула далеко вперед, и вместо досок нашими современниками широко используется травматическое оружие, которое всё хотят запретить, да почему-то никак не могут.

— «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» (так правильно!) — тобольский журнал, который мы изучали в университете. У меня ассоциируется с разного рода бредом, который выдают за норму. Хоть бы раз наш преподаватель позволил себе отозваться об этом журнале иронически — разве можно иронизировать над тем, на чем кандидатскую защищал! А этот журнал был практически единственным фактом, подтверждающим, что в XVIII веке на Урале и в Западной Сибири была журналистика.

— С нами происходит вот что: раньше тоталитаризм был по всей стране, а сейчас переместился в отдельные фирмы и институции, и есть зоны, полностью свободные от тоталитаризма. Но если тоталитаризм уже не всеобъемлющ, то какой это тоталитаризм?

— Изменения в мире в целом совпали по времени с изменениями в нашей стране. Но это разные изменения. Мало кто может понять всерьез, что конкретно меняется и к чему это приведет. Вот в зависимости от степени понимания мы и действуем, видимо.

— Тем более что Россия все-таки многонациональная страна, в отличие от той же страны «философов и поэтов» Германии, в одночасье сошедшей с ума в свое время. Но так же быстро, правда, и очухавшейся. Но вот интересно, что бы там было, если бы, разоружив ее, ни мы, ни американцы с их планом Маршалла туда бы не лезли, а оставили немцев самих разбираться, что они натворили? Экономику они бы и сами восстановили, но что за режим у них был бы?

— Боюсь, что суверенный коммуно-фашизм с человеческим лицом. То есть правили бы этой Германией, как и полагается, бандиты.

— Противно, когда крысы по тебе ходят. Но все-таки спасибо Господу, что не кусают, не рвут на части.

— С нами всеми происходит то, что мы все хотим хоть что-нибудь понять из того, что с нами происходит.

Глава XXXIX

«БЫВШИЙ»

ВОПРОСЫ ДЛЯ ВЫСВЕЧИВАНИЯ СМЫСЛА ЭТОЙ ГЛАВЫ

1. Все ли российские олигархи были комсомольцами, коммунистами, гэбэшниками, убийцами, тварями, чихнотами? Или это все же преувеличение? Известно ли вам, что такое «чихнот»?

2. Права ли народная блатная песня, предлагающая всем начальствующим персонам получить лагерный опыт для адекватного восприятия собственной страны? Известен ли вам текст этой песни?

3. Много ли при советской власти было шпионов, подобных Олегу Пеньковскому, или он был уникумом? С чего бы это Гдов стал именовать своих читателей товарищами?

4. Почему у всех продавщиц пива в СССР были золотые зубы? Чем хороши золотые зубы? По какой причине они вышли из моды?

5. Как бы вы охарактеризовали эту «новую постсоветскую реальность»? Чем наш суверенный капитализм отличается от собственно капитализма? Какое обращение звучит естественней в нынешней России — «товарищи» или «господа»?

— «Чихнот», кстати, для меня новинка. А я уж думал, что все русские слова знаю.

— Я бы охарактеризовал новую реальность так:

Демшиза, комшиза, нацшиза,

Бирюзовые с блеском глаза.