Книга Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль

В конце этой ночи генерал, руководивший обороной, обозначил мне новый КП в другом подвале Финкенвальде, ближе к своему, но дальше от позиций валлонцев. Мне предстояло связываться с различными КП роты под носом у русских.

Как дисциплинированный офицер, я сразу же обустроился и послал связистов найти мой штаб, телефонистов и радиопередатчик.

Пули летели со всех направлений. Сначала я увидел, как взлетел на воздух мост автострады. Затем русские пробились через Финкенвальде справа от меня. Они добрались до Одера. Их пулеметы, противотанковая пушка и танки держали под обстрелом путь возможного отступления.

Генерал, час назад бывший на своем КП в пятистах метрах позади меня, не подавал признаков жизни, его телефон больше не отвечал. Я остался один, совершенно бесполезный, спрашивая самого себя, что происходит. Я старался уважать командование и следовать приказам. Это чуть было не вышло мне боком.

Я спасся в последнюю минуту, и то только благодаря присутствию духа одного фламандского мотоциклиста. Встретив отступавшего генерала, он смело напомнил ему, что я должен быть на моем изолированном КП. Генерал всплеснул руками, он забыл про меня в этой суматохе. Мотоциклист рванул ко мне и взял меня в коляску. На узкой дороге лицом в песок лежало много убитых при отходе немецких солдат. Обстреливаемые пулеметами и пушками из танков, мы добрались до укрытия генерала как раз в тот момент, когда его отстранили от командования.

* * *

В то утро все казалось потерянным, однако от нового командира мы получили приказ держаться на позициях, остававшихся у нас. Это было мудро. Массивное отступление под открытым небом в такой кутерьме привело бы к настоящей бойне. КП должны были все оставаться на правом берегу, и сам генерал остался там.

Железнодорожный мост в свою очередь тоже взлетел на воздух. Оставался только мост в самом Штеттине. Советская артиллерия обстреливала его непрерывно. Одни снаряды рикошетили о капоты машин, другие поднимали огромные снопы вокруг мостовых арок или раскачивали повешенных, как манекены.

Советская авиация поливала нас сотнями бомб. Эскадрильи пикировали, возвращались, проносились над самыми крышами. Целые куски стен рушились, падали вниз. Позади нас рухнул санпост роты: из кучи обломков доносились крики заживо погребенных раненых.

На высоте линии железной дороги Финкенвальде наши солдаты, поддерживаемые несколькими танками, держались с таким же героизмом, как и их немецкие однополчане среди руин Альтдамма.

И, как всегда, когда партия бывала проиграна, валлонцы отличались своим азартом и хорошим настроением. Они пробирались через сараи в лагерь противника. Некоторых русские захватили и увели к лесу на восточных высотах, но те, воспользовавшись сильной стрельбой немецкой артиллерии, убежали и после изнурительного бега добрались до наших позиций, за исключением одного, убитого по дороге.

Младшие офицеры подавали пример необычайной храбрости. В батальоне Диерикса у нас был один молодой офицер, бледный и хрупкий, лейтенант Лерой, из Бинша, который, будучи добровольцем, в шестнадцать лет лишился год назад под Черкассами левого глаза и правой руки. Но он непременно хотел вернуться и вернулся на фронт. Он выполнял функции офицера связи. Присутствие в войсках этого рослого инвалида было невероятно воодушевляющим.

Брат Лероя был командиром взвода. За три дня до окончания битвы за Одер он был убит на железнодорожном откосе под Финкенвальде. Наш молодой калека вместо того, чтобы горевать о потере брата, немедленно попросился занять его место. Я согласился. И мы увидели это чудесное зрелище: высокорослый инвалид дрался три дня и три ночи в рукопашных, стреляя из автомата, с которым ловко управлялся одной левой рукой.

У одной из наших бельгийских медсестер три сына участвовали в боях. Все трое погибли одинаково геройски. Мать, так ужасно потрясенная, не захотела ни на минуту оставить свой пост: напротив, желая быть там, где пали ее ребята, она умолила меня разрешить ей выполнять свои воинские обязанности на первой линии. Среди этого свинцового урагана она помогала нашим раненым с такой отвагой, что была награждена Железным крестом.

* * *

Боевой пыл наших солдат был таким, что когда правый берег был оставлен, то честь обеспечить безопасность отхода в последнюю ночь была предоставлена валлонским волонтерам. После отхода всех частей им надо было продержаться три часа на железнодорожной насыпи, пока три дивизии не завершат отступление. Эти три дивизии насчитывали в общей сложности не более тысячи человек!

Битва за Штаргард — Одер длилась пять недель. За эти тридцать пять дней красные предприняли сто атак, потеряли огромное количество боевой техники, принесли в жертву более четырехсот танков, чтобы преодолеть тридцать пять километров, отделявших их от Штеттина.

Эта последняя ночь была в высшей степени патетична. Наши волонтеры при поддержке двух танков проявляли исключительно агрессивную активность. С левого берега реки батареи рейха обрушили на противника ураган снарядов.

Под их прикрытием остатки трех дивизий, увозя всю технику и свое вооружение, пробрались к Одеру, бесшумно добрались до первого моста, заняли позиции на другом берегу, замаскировавшись среди вороха досок, покрывавших первый полуостров.

Большой порт, освещенный пожарами, еще поднимал свои бетонные доки в семь-девять этажей, недоступные для советских снарядов. В своих мрачных подвалах, где размещались КП, на старых мешках, как в гетто, скучились тысячи гражданских русских и поляков.

У Штеттина Одер разделялся на пять рукавов. Только мост через первый рукав, самый широкий, должен был взлететь на воздух к концу ночи.

В три часа ночи каждое подразделение заняло свои позиции на новом участке. Наш первый взвод волонтеров, остававшийся до этого момента на связи в трех километрах за рекой, погрузился на два танка, которые довезли их до самого конца. Там они быстро сорвались с танков и как вихрь пересекли большой железный мост, с ужасным грохотом рухнувший за их спиной в кипящую воду.

Был рассвет. Рядом с нами в лужах оттепели лежали порыжевшие каркасы больших сожженных кораблей. С другой стороны залива Альтдамм вздымал в небо несколько своих красивых кирпичных колоколен. Вверх поднимались облака дыма.

Запоздалые немцы, проспавшие в руинах Финкенвальде и не знавшие об отступлении, прибыли на другой берег с оглушительным криком. Русские преследовали их по пятам. Те бросились в воду: некоторые добрались до нас вплавь, других поглотило течение.

Мы видели, как малыми группами русские подходили к Одеру, как бы боясь засады, однако битва закончилась. Через несколько часов артиллерия прекратила стрельбу с обеих сторон.

Светило солнце. Залив приносил нам запах моря. На конце железных балок у входа на мост, не оторванных взрывом, в тусклом свете маячили трое повешенных, мрачных и зеленых.

Между противником и нами остались только они, со своими белыми табличками, стекловидными глазами и распухшими, скрюченными фиолетовыми языками.