Книга Сверхдержава - Андрей Плеханов

* * *

Они так и не успели использовать оставшиеся вирусные бомбы — кончился срок их пригодности. Да и какой в том был смысл? Что могла добавить Москве новая порция вируса? Город был заражен достаточно и надежно. Они просто выкинули свои мячи в урны, попавшиеся по пути.

Они так и не попали в Лесную Дыру. Потому что Лесной Дыры больше не существовало. В явочной квартире, куда они в конце концов пробились, царила суматоха. «Срочная эвакуация, — сообщила им хозяйка квартиры — миловидная пышка, жгущая бумаги в раковине на кухне. — Лесную Дыру обнаружили и разбомбили. Вероятно, что на эту квартиру сейчас тоже заявятся». Краев лишился дара речи. Лисенок… Лиза, что с ней?… «Кто-нибудь из Лесной Дыры выжил?» — поинтересовался Салем, стараясь сохранять внешнее спокойствие. «Не знаю. Мы все срочно переправляемся на базу в Подмосковье. Если кто-то сумел сбежать из Лесной Дыры, то все должны быть там. Скоро узнаете…»

— Лисенок… — Краев держал Лизу за руки и не мог оторвать взгляда от ее измученного, исцарапанного лица. — Господи, Лисенок мой милый! Ты не представляешь, как я испугался за вас! Как вам удалось выбраться?

— Была перестрелка. Мы лежали в кустах, я стреляла из автомата, Савелий — из своей бешеной базуки. Танька и Бессонов уходили в лес, в сторону транспорта. Мы подбили два БТРа. Но потом они приволокли какое-то странное орудие, похожее на пушку. Гранаты его не брали. Савелий сказал, чтобы я уходила. Что я должна спастись и спасти Люка. Я не хотела… Но я ушла. Когда я добежала до площадки, транспорт уже пришел. Они ждали меня. Люка ранили, он был весь в крови. Но все равно они меня ждали — Люк так приказал… Едва мы поднялись в воздух, там внизу все взорвалось. Все… Я видела это. Как маленький атомный гриб…

— А Таня где?

— Она здесь. Здесь. Она заболела, конечно, как и все барашки. Лежит в бреду.

— А ты как себя чувствуешь, солнышко? Может быть, тебе полежать?

— Зачем? — Лиза вскочила на ноги и нервно зашагала по комнате. — Меня даже не зацепило ни разу! Ты лучше скажи — что с тобой творится?!

— Все хорошо.

— Врешь! Ты разваливаешься прямо на глазах! Раньше ты молодел с каждым днем, теперь — стареешь с каждой минутой! Странная штука…

— Извини… — Краев провел трясущимися пальцами по лицу. Снова морщины. И боль, конечно, боль, уже не только в колене — во всем теле. Такая боль, что трудно пошевельнуться. Действие наркотика кончилось. — Извини, Лиза. Я не обманывал тебя — я всегда говорил тебе, что я старый. Я сам не знаю, как мне удавалось выглядеть так молодо в последний месяц. Что-то поселилось во мне. Что?то наполняло меня жизненной силой. А теперь это умирает. Я снова становлюсь таким же, каким был. Ты связалась со стариком… Извини…

— Не говори так! — Лиза бросилась к Краеву, встала перед ним на колени, уткнулась лицом в его ладони. Горячие слезы текли по ее лицу. — Милый мой метаморф… Прости меня за глупые слова! Ты не старик. Ты моложе их всех. Ты просто мой — не важно какой. Ты устал. В этом вся причина. Все мы устали. Но это скоро кончится! Люк сказал — три дня. Через три дня не будет больше ни чумников, ни баранов. Будут только люди. И мы с тобой будем счастливы.

— Лисенок… — Краев гладил ее по голове, проводил пальцами по нежной коже шеи. — Сколько тебе лет, Лисенок?

— Двадцать три.

— Значит, в то время, когда люди здесь перестали быть просто людьми, тебе было только пятнадцать?

— Да.

— Ты помнишь это время?

— Смутно… Почти не помню. Помню, что были мама и папа. Они любили нас с братом. Хотя и ругали часто… У нас вечно не хватало денег… Еще помню, что зимой в Сибири были жуткие морозы и мы ходили в валенках. А больше ничего не помню. Все как за туманной завесой. Чума зачеркнула все. Всю прошлую жизнь.

— А я хорошо помню это время. Большую часть своей жизни я провел в нем. И только несколько дней — в твоем времени, в твоем измерении, так не похожем на остальной мир — в чумной зоне. Ты знаешь, Лиза… Я не могу сказать, что мир, где люди не разделены на баранов и чумников, намного лучше и счастливее. Скорее наоборот. Несколько дней в чумном городе оказались лучшими днями в моей жизни — единственным маленьким счастьем в моих почти полувековых скитаниях. Я мечтал, что навсегда останусь жить в чумном городе. С тобой. С твоими друзьями, которых я полюбил. Но так не получилось…

— Зачем же ты приложил свою руку и разрушил равновесие? Ты был прав — без тебя бы это не получилось. Ты меняешь судьбы людей и разрушаешь их покой. Агрегат лгал нам, но в его словах была доля правды. Равновесие существовало. Мы, чумники, жили своей жизнью и не хотели войны…

— Не я первый начал войну. Вспомни, как убили Чингиса. Как убили Савелия. Так же убили бы и тебя — только потому, что ты не захотела жить рабом.

Ты забыла, как в тебя стрелял полумех? Система, в которой можно быть либо рабом, либо мертвым, — это не равновесие. Это труп равновесия. Мертвый муляж, который можно свалить одним пинком.

— Что будет с нами дальше?

— Не знаю, милый Лисенок. Не знаю. И даже не могу рассчитывать на лучшее. Я только хочу, чтобы ты осталась в живых. Ты выживешь, Лиза? Пообещай мне, что выживешь! Пожалуйста…

Лиза подняла свое исцарапанное, но все равно красивое лицо и улыбнулась.

— Обещаю, — сказала она.

* * *

Целые сутки удалось им просидеть в этом убежище. Бесконечно длинные сутки, состоящие из растянутых минут, заполненных невыносимым ожиданием облавы. Жалкие, короткие сутки торопливо доживаемого счастья. Неположенного счастья, украденного у судьбы.

Салем грохотал по коридору, обвешанный оружием с ног до головы. Топал ботинками по полу так, что доски подпрыгивали и жалобно визжали ржавыми гвоздями. «Тревога!» — орал Салем. «Облава!» — ревел он. «Всем уходить!» — трубил вояка Салем и распахивал двери старого заброшенного общежития одну за другой. Люди, скрывавшиеся в этом здании, уже собрались в конце коридора, и теперь Крюгер помогал им организованно спуститься в прямоугольное отверстие подвала. Подвал был соединен с подземными коридорами. Люди снова уходили в подполье, и никто не знал — надолго ли?

Салем остановился и задумчиво почесал сигаретную пачку, изображенную на его черепе. Он собрал здесь всех. Почти всех. Бессонов умер еще вчера, так и не пришел в сознание. Слава Богу, хоть похоронить его успели — во дворе, конечно, не на кладбище. Отмучался старик. Может быть, это и к лучшему — погибнуть от пули, а не от рака. Салем хорошо запомнил место, где Люк нашел свой последний приют. Дай Бог, будет когда-нибудь нормальная жизнь и в этой сумасшедшей стране. Поставит тогда Петя Стороженко здесь памятник. Самый лучший свой памятник…

Двоих людей, естественно, не хватает. Где эти влюбленные голубки — Николай и Лизка? Нашли время… Черт возьми, да где их комната-то? Ага. Похоже, здесь.

Салем распахнул дверь, хотел было заорать, облаять за разгильдяйство и вдруг встал, застыл молча. Странная нежность смягчила его квадратное лицо, и губы дрогнули едва заметно. Лиза спала на кровати, сбросив с себя во сне одеяло. Его сестричка, которой он лично дал прозвище Лисенок еще двадцать лет назад, его любимая маленькая девочка, которой он заменил и мать и отца, которую воспитывал и вытягивал из всяких неприятностей. Она лежала, обняв рукой человека, который пришел в их город и за несколько дней разрушил их обычную жизнь. Она обняла этого человека, положила голову ему на грудь, закинула на него свою гладкую голую ножку. Сколько раз сам Салем так спал с Лизой? Сколько раз…