Книга Монреальский синдром - Франк Тилье

— Франк! Франк! Иди сюда — посмотри! Вот Джеймс Петерсон, который нам подходит!

Шарко не услышал, ей пришлось повторить призыв. Он поднял голову, сказал: «Думаю, мне удастся выкинуть отсюда половину», — подошел к Люси, глянул на монитор, где теперь была уже статья Википедии. С фотографией. Невысокий худой мужчина с неправильными чертами лица, с непреклонным взглядом.

Они стали молча читать. Джеймс Петерсон… Родители эмигрировали из Нью-Йорка во Францию. Родился в Париже в 1923 году. Вундеркинд, поступивший в университет пятнадцатилетним. Одно время преподавал психологию, затем — ему тогда не было еще и двадцати — занялся изучением нервной системы. В свою очередь, эмигрировал в США, где работал в Йельском университете, специализируясь в исследованиях прямой стимуляции мозга с помощью электричества и химии… Эти исследования легли в основу единственной его, опубликованной в 1952 году книги «Воздействие на мозг и свобода духа». В 1953 году Петерсон странным образом исчез с научного горизонта, и больше о нем никогда никто не слышал.

Люси продолжила поиск — безуспешно: больше никаких сведений о Петерсоне, действительно исчез как не бывало. Но полицейские уже знали, куда он делся: именно в 1953-м в Мон-Провиданс объявился некто Петер Джеймсон… Стало быть, Петерсона, как и других, завербовали для опытов над детьми. ЦРУ, опять ЦРУ. Пока след обрывался здесь, но Шарко и Люси ждали звонка от Пьера Монетта, которого попросили собрать всю возможную информацию.

А пока можно было поискать книгу Петерсона, что и сделала Люси. Набрала название — и в «Картинках» сразу же появилась обложка. У полицейских от изумления закружилась голова.

Перед ними был громадный бык, стоявший перед улыбающимся, заложившим руки за спину человечком со светлыми усиками. Перед Джеймсом Петерсоном собственной персоной.

— Бык нос к носу с человеком, в точности как в фильме Лакомба, — сказал Шарко. — О чем там говорится, в этой чертовой книжке?

Люси поискала еще немножко, нашла издательскую аннотацию к книге и прочитала вслух:

— «Физиология настолько далеко шагнула вперед, что сегодня стало возможно исследовать мозг, подавлять или возбуждать агрессию, влиять на материнский инстинкт или изменять сексуальное поведение. Вожак-тиран, вожак-деспот обезьяньей стаи после того, как будет произведена стимуляция одной из зон его мозга, уступит все свои позиции бывшим „рабам“. Быть может, прямое воздействие на мозг, которое благодаря удивительным, поистине чудесным физическим методам и приемам становится вполне реальным, представляет собой еще более важный этап в истории человечества, чем укрощение энергии атома».

Шарко чувствовал, что на страницах этой книги точно найдется ответ на все мучающие их вопросы. Он встал, взял валявшуюся на кровати куртку, надел ее, сунул в карман список и направился к двери:

— Пошли. Пока не позвонил жандарм, попробуем глянуть, что за кошмары спрятаны в этой книге на самом деле.

58

Монографию Джеймса Петерсона можно было заказать, но хотелось получить ее как можно скорее, а ни в одном книжном магазине из тех, куда они заходили, книги не оказалось. Наконец какой-то сообразительный продавец, поинтересовавшись, о чем книга, и прочитав аннотацию, посоветовал им обратиться на медицинский факультет Монреальского университета, точнее, на кафедру неврологии. Мало того, книготорговец сам позвонил на кафедру, выяснил, что лучше всего проконсультироваться у профессора Жана Бассо, потом передал трубку Шарко, и тот договорился с профессором о встрече через несколько часов. К тому времени Бассо успеет пролистать и восстановить в памяти книжку, которая действительно у него есть и которую он когда-то читал.

В такси Люси и Шарко почти не разговаривали: не находилось слов, слишком близко ко всем этим гнусностям пришлось подойти обоим. Им довелось соприкоснуться с тьмой, окутавшей когда-то эту страну, ее науку, ее религию, с тьмой, которая просочилась в самые тайные уголки сознания моральных уродов, все это проделывавших. Люси думала о своей семье, о своих девочках, которых старалась воспитывать в чистоте, с надеждой, что они будут жить в нормальном мире. Как же ей хотелось в это верить… В конце концов лица ее малышек вернулись к ней, она перестала видеть вместо них лица Алисы Тонкен и Лидии Окар — несчастных, которые ни о чем не просили и которым не оставили ни малейшего шанса. Сейчас Люси чувствовала себя беспомощной, как никогда, и ужасно боялась ошибиться.

Они приехали.

Университетские корпуса, центральный — с высоченной башней, располагались между восточным склоном Мон-Руаяль и кампусом, опустевшие на время каникул строения которого исчезали где-то вдали. Пожалуй, самое сильное впечатление производила тут именно пустота, воцарившаяся летом. Никого из пятидесяти с лишним тысяч студентов, никого на улицах, никого в кафе, спортивных залах, библиотеках, магазинах. Все закрыто, заперто. Ощущение города-призрака, где лишь изредка можно встретить кого-то из ученых, служащих управления или рабочих-ремонтников.

Они вышли из машины перед зданием Политехнической школы, отличавшимся оригинальным дизайном, и у первого же встречного спросили дорогу. Спрашивали и дальше — у всех, кто попадался на пути. С грехом пополам установили, что корпус, где их ждет профессор, носит имя Поля Демаре.

Выяснилось, что этот корпус находится совсем в другом месте, и добрались они до цели только после того, как, спустившись в подземелье, связывавшее между собой университетские здания, одолели еще не меньше километра коридоров. И вот наконец их провожают в кабинет профессора Жана Бассо, заведующего лабораторией, которая занимается исследованиями центральной нервной системы.

Профессору было на вид лет пятьдесят, и он слегка смахивал на Эйнштейна. Шарко снова — теперь уже в двух словах — объяснил, зачем они пришли: нужна информация о книге Джеймса Петерсона «Воздействие на мозг и свобода духа».

— Конечно-конечно, я прекрасно ее знаю, да и кто же мог пропустить такую работу о мозге! Автор был выдающимся ученым, к несчастью слишком рано прекратившим свои изыскания.

— Не знаете, почему прекратившим?

— Нет, это мне неизвестно…

Шарко чуть не выпалил: «Зато нам известно… Он продолжил свои, как вы говорите, изыскания неподалеку отсюда, он сделал своими подопытными кроликами детей, он участвовал в секретной программе ЦРУ вместе с сумасшедшим режиссером по имени Жак Лакомб!»

Но вместо всего этого спросил:

— А что с ним стало дальше, вам известно?

— Нет, совсем неизвестно. Меня интересовала только научная деятельность этого человека, а его частная жизнь… увольте…

Бассо вынул из ящика толстую — страниц четыреста — книгу в черно-зеленой обложке с той самой фотографией: бык напротив человека. Книжка выглядела потрепанной, страницы пожелтели, углы загнуты.

— Попробую коротко объяснить вам, в чем тут суть. Начну вот с чего. Для ученых того времени наша голова, наш мозг были, grosso modo,[36]чем-то вроде громадного черного ящика — не поймешь, что там делается внутри. И Петерсон, человек чрезвычайно одаренный, заинтересовался одной из фундаментальных проблем неврологии: тем, что происходит от того мгновения, когда информация попадает в орган чувств, например в глаз (он видит красный огонь светофора), до того мгновения, как полученная информация сказывается на поведении (человек жмет на педаль тормоза). Какие механизмы в пресловутом черном ящике приводятся в действие для того, чтобы превратить звук или, допустим, запах в поведенческую реакцию. Основной принцип, которому следует Петерсон в своей работе, это принцип tabula rasa.[37]Согласно этому принципу, мозг новорожденного — словно чистая дощечка, на которой впоследствии, по мере того как ребенок станет набираться опыта, будут появляться записи, и благодаря этому будут развиваться те или иные зоны мозга, ответственные за разные органы чувств. Если опять-таки коротко, воспоминания, эмоциональные реакции, моторика, слова, мысли, словом, все, из чего слагается индивидуальность, ведет свое происхождение из окружающего мира, то есть в начале пути индивидуума все это существует вне его. В подтверждение своей теории Петерсон провел множество опытов с животными. Обезьян, например, он от рождения лишал некоторых чувств, а кошек непрерывно визуально стимулировал. В первом случае мозг не развивался, а в случае избыточных ощущений мозг достигал веса выше среднего. Вот вам и убедительное доказательство того, что структура мозга формируется по мере поступления в него чувственных переживаний. Когда читаешь эту книгу, не можешь не ощутить, насколько увлекала Петерсона проблема взаимодействия чувства и мозга.