Книга Улица Светлячков - Кристин Ханна

— Ну, так вот, — продолжала Мара, скрестив на груди руки. — В ноябре в Нью-Йорке будет конференция, на которую мне обязательно нужно поехать. Туда приезжают агенты и фотографы в поисках моделей. Талли думает, что Эйлин Форд наверняка должна меня выбрать. И моя учительница из школы моделей пригласила меня лично.

Кейт сидела, слишком изумленная, чтобы что-то сказать в ответ.

«Нью-Йорк… Талли думает… пригласила лично». Какую стрелу вытаскивать первой?

— Насколько я понимаю, это стоит денег, — подал голос Джонни.

— Да. — Мара кивнула. — Три тысячи долларов. Но это хорошая сделка. Там будет каждый, кто хоть что-то собой представляет.

— А даты?

— С четырнадцатого по двадцать первое ноября.

— Во время занятий? — уточнила Кейт.

— Но ведь это всего неделя, — начала было Мара, но мать прервала ее:

— Всего неделя? Ты смеешься надо мной?

Мара растерянно оглянулась на Талли.

— Я могу взять с собой домашние задания и делать их ночью. Впрочем, если меня «откроют», мне ведь не придется поступать в колледж.

— И сколько человек из твоего класса в школе моделей едут на эту конференцию?

— Все, — искренне ответила Мара.

— Все? — Кейт вскочила на ноги. — Все? Так это никакое не особое предложение, а просто какой-то дурацкий рэкет с целью вытянуть из родителей деньги. И ты действительно думаешь…

— Кейт, не горячись, — произнес Джонни.

Кейт набрала в легкие побольше воздуха и постаралась взять себя в руки.

— Я не то имела в виду. Я просто… ты не можешь пропустить неделю учебы, и три тысячи долларов — это большие деньги.

— Я заплачу за нее, — вмешалась Талли.

Еще никогда в жизни Кейт не хотелось залепить крепкую пощечину своей лучшей подруге.

— Она не может пропускать школу.

— Я могла бы…

Кейт подняла руку, призывая к тишине.

— Тут не о чем больше говорить, — сказала она Талли.

Мара разразилась слезами.

— Вот видишь! — повернулась она к Талли. — Она думает, что я ребенок, и не дает мне ничего делать.

Джонни поднялся на ноги.

— Мара, послушай, тебе всего тринадцать лет.

— Брук Шилдс и Кейт Мосс были миллионершами в четырнадцать, потому что их мамы их любили, правда, Талли? — Девочка умоляюще посмотрела на отца: — Пожалуйста, папа!

Он покачала головой:

— Мне очень жаль, дорогая.

Мара резко повернулась и побежала вверх по лестнице, не переставая рыдать. Хлопнула дверь ее комнаты, и рыдания стали не слышны.

— Пойду поговорю с ней, — со вздохом произнес Джонни, начиная подниматься по лестнице.

Кейт повернулась к подруге:

— Ты совсем сошла с ума?

— Но это ведь школа моделей, а не притон наркоманов.

— Черт побери, Талли, ей нечего делать в этом долбаном мире моды. И я уже говорила тебе об этом. Это опасно.

— Я помогу ей пройти через все это. Я поеду с ней.

Кейт была ужасно зла. Талли снова выставила ее перед дочерью какой-то мегерой, а в том, чтобы испортить отношения с дочерью, ей, увы, не требовалась помощь.

— Ты — не ее мать, ее мать я. Ты можешь устраивать ей праздники, делать подарки, жить так, словно весь мир — волшебная страна Питера Пэна. А моя задача — позаботиться о ее безопасности и о ее будущем.

— Но безопасность — это далеко не все, — возразила Талли. — Иногда надо идти на риск, не рискнув, ничего не добьешься.

— Талли, ты сама, черт побери, не понимаешь, о чем говоришь. Моя тринадцатилетняя дочь не поедет в Нью-Йорк в какое-то идиотское турне для моделей, и ты не будешь ее сопровождать. Тема закрыта.

— Отлично, — сказала Талли. — Я просто хотела помочь.

Кейт услышала в голосе подруги обиду, но сегодня она не собиралась уступать.

— Отлично. И в следующий раз, когда моя дочь придет к тебе с планом, включающим недельный прогул школы и турне моделей за тридевять земель от дома, буду тебе очень признательна, если сначала ты позволишь мне обсудить с ней это.

— Но ты ничего с ней не обсуждаешь. Вы обе только орете друг на друга. Даже Джонни говорит…

— Ты обсуждала это с Джонни? — Кейт была неприятно удивлена.

— Он беспокоится по поводу тебя и Мары. Говорит, что иногда ваши отношения напоминают военные действия.

Это был уже третий болезненный удар за сегодняшний вечер, и Кейт было так больно, что она сказала:

— Тебе лучше уехать, Талли. Это все семейные дела.

— Но… я думала, что я тоже в каком-то смысле член твоей семьи.

— Спокойной ночи, Талли! — сказала Кейт и вышла из комнаты.

28

Талли надо было бы отправиться сразу домой и попытаться забыть обо всем происшедшем. Но к тому моменту, когда паром причалил в Сиэтле, она была совершенно разбита. И вместо того чтобы повернуть на Аласкан-Вэй, она повернула направо и надавила на педаль газа.

Она доехала до Снохомиша за рекордное время, пронесясь мимо изменившихся с течением времени мест своей юности. Городок стал местом остановки автобусов с туристами и был теперь полон дорогих модных кафе и антикварных магазинов.

Для Талли все это не имело никакого значения — что изменилось, что осталось прежним, — ей было все равно. Даже при самых благоприятных обстоятельствах она ощущала лишь очень хрупкую связь с собственным прошлым. Но когда Талли доехала до улицы Светлячков, у нее появилось ощущение, что ею буквально выстрелили в прошлое.

Она свернула на мощеную дорожку и подъехала к маленькому белому фермерскому домику с блестящей черной отделкой вдоль строительных швов. За прошедшие годы миссис Муларки превратила заброшенный двор в садик в английском стиле, полный цветов. В этом году осень наступила поздно, и сад, казалось, светился золотистым сиянием. Во дворе и в подвесных кашпо алели герани, освещенные оранжевым светом висевшего на крыльце фонаря.

Талли припарковала машину, подошла к двери и позвонила в звонок.

Ей открыл мистер Муларки, и в эту минуту, когда Талли смотрела на него, вся жизнь пронеслась у нее перед глазами. Мистер Муларки заметно постарел. У него поредели волосы, он раздался, но на нем была белая футболка и джинсы, как и в старые добрые времена, и Талли вдруг снова почувствовала себя молодой.

— Привет, мистер Муларки, — поздоровалась она.

— Ты так поздно, Талли. Ничего не случилось?

— Мне нужно поговорить с Марджи, — сказала Талли. — Я не пробуду долго.