Книга Турист - Олен Стейнхауэр

— Пока ничего.

— Еще скажут, — заверил отец. — Надеюсь, ты понимаешь, что тебе предложат вернуться в Туризм. Других вариантов у них нет. Обвинение в убийстве с тебя сняли, но никому ведь не хочется признавать собственные ошибки.

Мило привстал на цыпочки — заметил Стефани. Волосы у нее отросли, и теперь уже ничто не напоминало о ее выступлении по случаю Дня независимости. Она была так красива, что хранившийся в памяти и поблекший за время тюрьмы образ мог сойти лишь за бледную копию. Он с трудом сдержал желание перебежать через улицу и схватить ее в охапку, прижать…

— Мило?

— Я все это знаю, — раздраженно проворчал он. — Знаю, что приму предложение. Ты доволен?

Стефани остановилась, повертела головой и расцвела улыбкой, увидев кого-то знакомого. Вот она побежала через лужайку и… Навстречу ей, выйдя из своего «судзуки», шел Патрик.

— Слушай дальше, — продолжал Примаков. — Ты слушаешь? Я не хотел, чтобы так получилось, но по-другому не выходило. Ты ведь понимаешь? Грейнджер был всего лишь пешкой и Фицхью тоже. Дело не в двух озорниках — здесь проблема институциональная.

Патрик подхватил девочку, поцеловал, и они вместе зашагали к машине.

— Так ты хочешь, чтобы я свалил ЦРУ.

— Не смеши меня. Этого не будет, да я этого и не хочу. А вот сотрудничество было бы нелишним. Оно бы всем пошло на пользу. А поскольку от работы в ООН ты отказываешься…

— К тебе я не пойду. Как на источник можешь на меня рассчитывать, но какую информацию давать, это я буду решать сам.

— Справедливо. И если могу чем-то помочь… Хочешь, поговорю с Тиной? Ее тоже можно было бы привлечь. Она умна — поймет.

— Я не хочу, чтобы она понимала.

— Что? Что ты говоришь?

— Тине сейчас и без того нелегко, и лишняя ноша ей совсем ни к чему.

— Не надо ее недооценивать, — твердо сказал Примаков, но Мило уже не слушал — неделя в Альбукерке надолго отбила всякое желание выслушивать наставления, выстраивать схемы и продумывать комбинации.

«Судзуки» влился в поток других машин, развозящих детей по домам. Через заднее стекло Мило увидел яркую, в праздничной упаковке коробку — подарок ко дню рождения его дочери.

— Мило? Мило? Ты куда пропал?

Но в ушах у Мило гремел Большой Голос, голос с полузабытыми интонациями матери. Этот голос неотступно преследовал его в камере на девятнадцатом этаже, снова и снова вбивая в голову, что он все-все делает не так. Мило не слушал.

«Судзуки» свернул за угол и исчез из виду.