Книга Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ - Петр Хомяков

С одной стороны, такая модель оказалась конкурентоспособной. Но новоявленные властители были неопытными политиками. В результате, в силу некоторого стечения обстоятельств они или способствовали, или, как минимум, не воспрепятствовали началу некой масштабной войны, которая в итоге охватила большую часть тогдашнего мира.

Война оказалась слишком тотальной. И все ее участники просто надорвались в ней.

Все государства, причастные к Троянской войне рассыпались. И после этого распада восстановливались вновь. В значительной степени снизу.

При этом восточные деспотии в итоге воссоздали свою политичкескую модель. А в Элладе возникло нечто принципиально новое.

Демократия.

– А почему именно здесь?

– Во-первых, потому, что Эллада все же наиболее пострадала от войны. Ведь война велась прежде всего на землях эллинского мира – в Троаде и окрестностях, и силами, прежде всего Эллады, Троады и ближайших царств.

– А во-вторых?

– Во-вторых, потому, что распад властных структур был максимален именно в Элладе, привыкшей управляться без царей, которые отсутствовали. И это в условиях, когда народ оказался поголовно вооруженным, и, более того, привыкшим пускать оружие в ход.

Но есть еще третья причина.

– Какая?

– Сама модель жреческого государства выдвигала на первый план иные принципы построения общества, где различные моральные и, говоря современным языком, интеллектуальные соображения, были выше писаных законов и произвола властей.

– Не понял, почему?

– Да потому, что богам надо верить. А не просто бояться. А с другой стороны боги не могут без конца прямо приказывать. Их указания толкуют с учетом собственного разума.

А потом был развал власти и, судя по всему, гибель богов.

– Почему это произошло?

– Потому что боги в процессе войны рассорились. Заметьте, после Троянской войны у нас практически нет легенд, где боги прямо бы вмешивались в дела людей, вступают с ними в диалоги, или, извините, интимные связи. Все, это время кончилось.

– Пожалуй, вы правы. Но потом?

– А что потом? Потом в отсутствие царей и богов вооруженные люди сами начали решать свои дела. Но при этом догосударственные порядки, порядки родового общества не восстановились. Люди нашли новые формы общественной жизни, с учетом своего знания об отрицательных и положительных чертах имперской государственности, разделения труда, цивилизации и культуры.

– И все же, о государстве. Имперском государстве. Новая модель была повторением старых принципов в новых условиях, или все же, по большей части их отрицанием?

– Разумеется, отрицанием.

– Интерсно, интересно. Кстати, ведь если так, то тогда и развал царства хеттов, и государственный кризис в Египте – это следствия троянской войны.

– Ее можно назвать Первой мировой.

– Пожалуй. Но, тем не менее, получается именно так?

– Да.

– Но результатом этого кризиса стал исход евреев из Египта?

– Да. С точки зрения не легенд, а политической логики это именно так.

– Тогда все же, может быть истоки демократии в неких библейских принципах?

– С какого, извините, боку? Ветхозаветные иудеи поклонники имперских моделей. Они-то как раз только слегка их модифицировали из прагматических соображений. При этом в мировой усобице они активного участия не принимали. Отсиживались, бродя по пустыне. Кстати, примерно так же, как Одиссей, якобы плутая по морям.

Впрочем, по некоторым данным Одиссей был обрезанным. Так что этнические политические стереотипы налицо.

– Вот этого, Петр не надо. Заказчики не поймут. Так что, оставьте ваши нацистские штучки при себе.

– Понял. Хотя, для внутреннего, так сказать, пользования, получается интресная вещь. Если команда Зевса была выходцами с Русской равнины, то получается, что у истоков событий, результатом которых стало формирование современной демократии, стоят наши предки.

Которых некоторые упорно записывают в, чуть ли не генетических, приверженцев имперской модели. Что совершенно не верно.

– Ладно. Эти соображения оставим при себе.

Глава 3. Карма для волхвов

Русские города пылали. Треть их была уничтожена. Треть городов и больше трети населения.

Русь перестала быть цивилизованной страной. Перестала быть Гардарикой, страной городов. Русь перестали бояться и уважать степняки.

Белая, вольная цивилизованная страна вступала на путь, который привел ее к роли азиатского урода, к роли деспотии. А ее белый народ к длительному периоду постепенной деградации, а потом, уже почти через тысячу лет, к вымиранию.

Такова была цена принятия христианства. Религии мертвого семитского бога. Религии смерти, унижения и лицемерия.

По рекам плыли сброшенные в воду статуи Перуна.

Мне надо уйти, – думал он. – Надо уйти. Я не могу больше жить. Не могу, не должен.

Нет, не просто уйти. Надо выйти к ним, и погибнуть в бою. И пусть мои раны будут ужасными. Я должен предсмертными мучениями искупить свои ошибки.

Ведь меня предупреждали! Афродита тогда, и потом, отец, перед своим уходом. И мать.

Господи! Творец Вселенной, прости меня! Прости, и дай умереть с честью!

Он вышел из леса. На поляне перед стенами небольшого городка шел бой. Вооруженная топорами и копьями толпа поселян дралась с горсткой дружинников.

Профессиональные, закованные в сталь бойцы методично, как машина вырубали ополченцев.

– Покоритесь! Примите Христа! – заорал воевода.

– Сами покоряйтесь своей распятой дохлятине! – заорали из толпы.

– Руби их! – в ярости приказал воевода.

И бойня возобновилась.

Как коршун влетел Перун в ряды сражающихся. Меч в его руках превратился в сверкающий круг. Дружинники начали падать, как трава под косой.

Ополченцы приободрились. И навалились на растерявшихся княжеских слуг.

Отведи им глаза! – прошелестело в голове.

Я воин! Я буду честен в бою с былыми товарищами, – ответил мысленно Перун.

Под лопаткой похолодело. И он стал проваливаться куда-то.

Очнулся он у костра. Была ночь. Кругом стоял лес.

– Очнулся, – услышал он голос откуда-то сбоку.

– Где я? Что случилось?

– Ты здорово помог нам в бою с княжескими слугами, молодец. Но вслед за ними придут новые. Поэтому мы, побив их, ушли в лес.

– Что дальше будете делать?

– Не знаем.

– Покоритесь, и примите крещение! – раздался голос сбоку.