Книга Флэшбэк - Дэн Симмонс

— Я никогда не звонил Моретти, — повторил Ник.

К. Т. посмотрела на него тем взглядом, которым смотрела на множество загнанных в угол, но до конца запирающихся преступников.

— Слушай, Ник, — негромко сказала она, — ведь именно ты на этой неделе просил меня покопаться во всем этом. Я говорила, что это несчастный случай. Я говорила: «Кто добровольно пойдет на подставу, в которой он должен умереть?» А ты ответил: «Ты не можешь мне отказать, К. Т. Покопайся». Вот я и покопалась. Материалы перед тобой.

Ник снова потер щеки и подбородок.

— Это полная бессмыслица. Даже если Моретти был глубоко законспирированным киллером в этой шайке… поверь мне, К. Т., у этого мудилы не хватило бы ума никого прикончить. Даже денверские мафиози, при всей их убогости и безбашенности, не стали бы его нанимать… я уж не говорю о том, чтобы платить за дурацкие пластические операции для сокрытия личности. Да и зачем скрывать его личность? Бандиты убивают, пуская пули двадцать второго калибра в голову, чтобы от мозгов ничего не осталось, бросают пистолет и уходят.

— Если только кто-то очень не хотел, чтобы это выглядело как убийство.

— Да. Но банды так не работают.

— Согласна. Но ты бы смог.

Ник не ответил — вместо этого он полистал досье.

— Заключение жюри присяжных — чушь свинячья. У них тут достаточно свидетельств, в большинстве своем подложных, чтобы предъявить обвинение кому угодно. Но никаких обвинений предъявлено не было. Жюри распустили в апреле, пять с половиной лет назад, и с тех пор эти бумаги лежали, собирая пыль. Как ты это объяснишь?

— Чтобы собрать все это, я встала на уши и надавала кучу обещаний, которые, надеюсь, мне никогда не придется выполнять, — устало сказала она. — Ты меня попросил, Ник. — К. Т. пододвинула к нему кипу цветных папок. — Теперь это твое. Если ты хоть раз скажешь, что мне что-нибудь известно обо всем этом, я назову тебя блядским лжецом.

— А мне что с этим делать? — спросил Ник, поправляя папки: получилась стопка высотой около восьми дюймов.

— А мне насрать, напарник.

Ник шарахнул кулаком по стопке.

— Ортега собрал присяжных и предъявил им все эти доказательства, надыбанные его собственными следователями и кем-то из нашего отдела внутренней безопасности. Почему те не воспользовались этим? Никаких обвинений явно никому не предъявлялось. В прессу не просочилось ни словечка. Как можно собрать столько доказательств того, что один из ведущих сыщиков отдела по особо важным делам — негодяй и убийца, что он убил свою жену и помощника окружного прокурора, а потом засунуть эти бумаги куда подальше? Это создание помех правосудию.

— Спроси об этом Ортегу.

— Спрошу, — пообещал Ник. — Завтра утром. В его кабинете.

К. Т. покачала головой.

— Мэр сейчас в Вашингтоне вместе с губернатором и сенатором Граймсом. Обсуждают новую реформу иммиграционных правил. Советник Накамура должен встретиться там с ними в понедельник и сделать заявление в каком-то подкомитете.

— Тогда я поеду в Вашингтон, — сказал Ник и потер усталые глаза. Да что с ним такое? Он, как всегда, забывает о сыне.

Сколько лет прошло с тех пор, как он отодвинул сына в самый конец списка приоритетов? Ниже привычки к флэшбэку. А еще раньше — ниже скорби по Даре. А еще раньше — ниже долбаной работы в полиции. А еще раньше — ниже любви к жене. А еще раньше… был ли сын когда-нибудь в верхней части списка, если уж не на самом верху?

Ника вдруг захлестнула абсолютная уверенность, ощущаемая физически, как и подступившая к горлу тошнота: Вэл сказал бы ему, что он, Вэл Боттом, никогда не был на первом месте в списке приоритетов отца.

— Нет, — сказал Ник. — Я поеду в Лос-Анджелес. Чтобы забрать Вэла. Найти сына и привезти его сюда. С Ортегой я разберусь позднее.

К. Т. Линкольн встала.

— Что бы и для кого ты ни делал, не звони мне больше, Ник. Я никогда не раскапывала этих документов от жюри. Я не встречалась с тобой здесь сегодня. Я видела тебя только раз за последние три года, в денверской забегаловке, в прошлый вторник: там меня засекло слишком много людей, а телефон забегаловки пришлось сообщить в диспетчерскую. Но это последнее место, где я тебя видела. Если кто спросит, я скажу, что ты выпрашивал денег, а я не дала. А потом мы несколько минут мололи языками, вспоминали прошлое, и я решила, что наша совместная служба на самом деле немногого стоит. Прощай, Ник.

— Прощай, — рассеянно сказал Ник, затем открыл досье с документами по расследованию автокатастрофы и принялся разглядывать диаграммы и фотографии последствий пожара, унесшего жизни пять человек, включая и его жену. — К. Т… какой законспирированный киллер по доброй воле согласится погибнуть в сотворенном им же пожаре? Как это…

Но К. Т. Линкольн уже ушла. Ник говорил сам с собой в полутемном помещении.

В воскресное утро серый вертолет «сасаяки-томбо» — «шепчущая стрекоза» — коснулся плоской крыши бывшего молла на Черри-Крик, ныне кондоминиума. Точнее, он приземлился там. Этот вертолет был более крупным и совершенным, чем тот, в котором Ник летал на Рейтон-Пасс.

Хидэки Сато выпрыгнул из машины и тщательно обыскал Ника. Оружия при нем не было. Сато просмотрел небольшую спортивную сумку, где тоже не было оружия, хотя и лежали шесть магазинов с девятимиллиметровыми патронами. Потом он вытащил и распечатал объемистый почтовый конверт. Там лежал «глок» Ника — без обоймы, без пули в патроннике, разобранный.

— Как вы и просили, — заметил Ник.

Сато запечатал конверт и ничего не ответил. Взяв спортивную сумку, он жестом пригласил Ника в вертолет. Наверху неторопливо вращались большие, необычного вида винты.

Ник оказался в тесном отсеке вроде шлюза, явно с МР-сканером: такие сканеры стали необходимыми после того, как фанатики-джихадисты обнаружили, что во все полости тела можно насовать пластида. Потом они прошли через еще одну дверь и очутились в небольшом роскошном помещении (умеренно роскошном — сёдзи, татами, цветы) — точь-в-точь комната Накамуры в особняке на Эвергрин, если бы не широкие многослойные окна. Накамура сидел во вращающемся кожаном кресле за лакированным столом, стоявшим под двумя из этих окон.

Ник видел миллиардера девять дней назад, когда после беседы его наняли для расследования, — ему казалось, что прошло гораздо больше времени, — и Хироси Накамура выглядел точно так же, вплоть до тщательно расчесанных на пробор седых волос, наманикюренных ногтей, черного костюма и узкого черного галстука. В этом небольшом пространстве стояли другие, удобные на вид кресла и диван, но Накамура не пригласил Ника сесть. Сато тоже остался стоять — достаточно далеко, чтобы выглядеть подчиненным, и достаточно близко, чтобы защитить босса, если Ник бросится на него. Реконфигурируемый слой умного гипса на руке Сато был тонок и гибок настолько, что не выделялся под темным пиджаком.

— Рад видеть вас снова, мистер Боттом, — сказал Накамура. — Мистер Сато сообщил мне, что у вас есть просьба. Я сегодня отправляюсь в Вашингтон, округ Колумбия, и мой частный самолет должен вылететь из Денверского международного аэропорта через пятнадцать минут. У вас есть полторы минуты для изложения своей просьбы.