Книга Дракон не дремлет - Джон Майло Форд

Великий итальянский историк Гвиччардини назвал Лоренцо де Медичи приятнейшим тираном, какого знала Флоренция. Это довольно справедливый анализ. Нет сомнений, что он обладал абсолютной властью, что большинство флорентийцев были довольны его правлением и что он был тираном. Он успешно применил свою власть против другого банкирского рода, Пацци, и, как часто бывает, ему это аукнулось.

Лоренцо, как и его отец, страдал от подагры (очень широкий термин, за которым может скрываться целая группа метаболических болезней); ее лечили диетами, не слишком успешно. Колхицин в то время знали лишь как яд, которым он по-прежнему остается.

26апреля 1478 заговорщики во главе сПацци убили Джулиано де Медичи во время мессы; сам Лоренцо спасся чудом. «Войну Пацци» поддержал Франческо делла Ровере, папа СикстIV, человек с большим сердцем и черной душой, который считал потолок Сикстинской капеллы недостаточно великим памятником своей особе. Однако Сикст умел сокращать убытки, иПацци скоро узнали, что когда метишь в монарха, промахнуться себе дороже.

Лоренцо умер в1492г. Через несколько месяцев после его смерти политический вакуум во Флоренции заполнил пламенный проповедник Джироламо Савонарола. Он, совсем как Юлиан Отступник, был либо реформатором, либо террористом – в зависимости от точки зрения. Через шесть лет флорентийцы изменили точку зрения, пыткой вырвали у фра Джироламо признание в ереси и сожгли его на костре.

Карьера Джорджа, герцога Кларенса, была в основных чертах такой, какой я ее описал, включая то, что он переметнулся к врагам родного брата (а потом переметнулся обратно). Возможно, существовал документ, передающий ему право наследования; этот документ упоминается в бумагах того времени, в том числе в билле о лишении прав за измену, и весьма вероятно, что для суда была изготовлена фальшивка. Впрочем, никакого документа, ни фальшивого, ни подлинного, не сохранилось. Что до его смерти («вина хоть залейся»[83]), дочь Джорджа, Маргарет Поль, впоследствии носила на запястье миниатюрное изображение бочонка, что подкрепляет легенду; безусловно, для того исторического периода это была не самая экзотическая казнь.

Антони Вудвилл был Человеком Эпохи Возрождения до Возрождения: поэт, музыкант, автор первой книги, отпечатанной вАнглии, философ-дилетант (и покровитель искусств и наук), а также образец рыцарства. Эдуард IV поручил своему шурину Антони воспитание наследника, и тот, по всем свидетельствам, был принцу добрым наставником. Ричард Плантагенет, судя по всему, сильно его недолюбливал; почему, мы не знаем. Однако это многое определило.

Антони унаследовал графский титул, когда Ланкастеры казнили его отца и брата. Его сестра, вдова сторонника Ланкастеров, стала королевой Англии, после чего Вудвиллы заняли чуть ли не все государственные посты. Род Вудвиллов был не столько династией, сколько политической партией, и как все настолько большое, оказался легкой мишенью. Это не значит, что они не интриговали; интриги были неотъемлемым свойством их положения. И когда их власть и само выживание целиком зависели от того, в чьих руках малолетний король Эдуард V, все бремя ответственности легло на Антони Вудвилла.

Он был обезглавлен, вместе сВоэном иГреем, в замке Понтефракт в1483г. Палачи очень удивились, когда обнаружили, что этот белокурый улыбчивый рыцарь носил под кольчугой власяницу.

Джон Мортон – удивительный пример политика, остающегося на плаву при любой власти. Он служил при дворе ГенрихаVI, пока трон не захватил Эдуард IV, был изгнал во Францию сГенрихом иМаргаритой Анжуйской, вернулся во время их реставрации, а сее концом перешел кЭдуарду и был его послом. Ричард III взял его под стражу вместе сГастингсом (вполне возможно, когда те ели холборнскую клубнику[84]) и поместил под арест в дом Бекингема, однако Мортон убедил Бекингема, что тот должен сам захватить престол, и всуматохе, вызванной попыткой переворота, сбежал во Францию.

Он вернулся в свите Генриха Тюдора и больше не бывал ни в тюрьме, ни в изгнании. Генрих VII сделал его архиепископом Кентерберийским, затем лорд-канцлером (слышно ли, как вздохнул призрак Бекета?). Позже он был возведен в сан кардинала и наконец сделался канцлером Оксфордского университета. На склоне лет Мортон написал историю Ричарда III, которую перевел с латыни его молодой воспитанник. Воспитанника звали Томас Мор, и споры о том, сказал ли ему Мортон хоть слово правды, вероятно, не утихнут никогда.

Мортон умер в1500г. н.э., примерно в восемьдесят лет, оставив после себя форму законного вымогательства, известную как «Вилка Мортона»[85] (хотя, возможно, ее придумал его помощник Ричард Фокс), и множество мертвых королей самого разного толка.

Как сказано в прологе, эта книга не ставит целью «разрешить проблему» Ричарда III. Даже когда такие проблемы не столь комплексны, решение падает в бездну всех дедуктивных рассуждений, а именно, что из данных нельзя вывести того, чего в них исходно нет. В случае «Загадки принцев», которая считается критической для оценки Ричарда, у нас есть различные свидетельства – отчет Доминика Манчини, признание Джеймса Тирелла, история Томаса Мора и другие – и множество оснований считать каждое из них надежным или ненадежным (а это не синонимы правдивости и лживости). И унас есть мнения, поскольку мы не можем рассуждать без тез и гипотез… и вконце концов именно исходя из этих мнений мы решаем, на какие свидетельства опираться в вынесении приговора.

Всегда были те, кто изображал Ричарда хорошим человеком и королем, и до последнего времени это значило очистить его от обвинения в смерти племянников, иногда за счет причудливейшей цепочки доводов. Сегодня мы не так щепетильны. Мы впитали подход Макиавелли. Нас даже восхищает толика кровожадности в наших правителях, особенно театральной кровожадности; вконце концов, власть существует для того, чтобы ею пользоваться.

Ричард Плантагенет, герцог Глостер, король Англии, был убит 22августа 1485г. неподалеку от деревни Босворт на Редмурской равнине. До недавнего времени многие ученые датировали конец Средневековья и начало Эпохи Возрождения смертью Ричарда, как будто он единолично стоял на пути Истории.

Забава наша кончена[86], воздушные сооружения тают. Остается лишь музыка, как остается она всегда, в ожидании следующей импровизации жизни.